Стихийное бардствие с привкусом рома - стр. 3
В электричке ехало уже немало походников, туда же, на этот фестиваль. Моё внимание привлекла компания в дальнем конце вагона. Светловолосый голосистый бард соловьём заливался, распевая песни так заразительно, что ему подпевали даже не имеющие отношения к фестивалю дачники и другие пассажиры. Вокруг барда собралась компания таких же бардов, они сидели кто на рюкзаках, кто на пенках, тоже подпевали. И подпивали – по кругу у них перемещалась бутылка с чем-то горячительным.
Я подошла поближе в попытке разглядеть их и познакомиться, но познакомиться не удалось. Они пели и горланили без передыха, не видели ничего вокруг! Зато я разглядела элемент, который мне показался чересчур лишним в их компании. Элементом была девушка, внешне очень красивая, прямо модель, с белокурыми волосами, накрашенная, в коротком топике и короткой юбке, в туфлях на высокой платформе и с дамской сумочкой. Эта девица одновременно испуганно и возмущённо смотрела на бардов, как на драконов, забравших её в плен, и жалась к окну. Однако почему-то не пересаживалась, хоть в вагоне ещё была пара свободных мест. А когда самый голосистый бардский бард, этот вот блондин-соловей, повернулся к ней, я с удивлением поняла, что она – его девушка!
– Милая Мадлейн, следующую песню я хочу посвятить тебе и своей любви к тебе, а также всем девушкам. Да, и вам тоже!
Вдруг я поняла, что «Да и вам тоже!» относится… ко мне! Я удивлённо заморгала, когда бардский бард-соловей подмигнул мне. Тут же ко мне приблизилась пара рук, в одной было пиво, в другой вино из бутылки, и кто-то начал уже со мной знакомиться, но бард-соловей запел. Он чистым голосом пел о высокой любви, пел так нежно, так трогательно, что я взяла вино, хлебнула его, и через минуту мы все качались в такт, кто-то достал зажигалку… Но вовремя опомнился и сразу же загасил, когда вспомнил, что мы в электричке вообще-то находимся.
Милая Мадлейн всё это время сидела ни жива ни мертва. И смотрела на бардов, как на драконов, которые вот-вот уже готовы откусывать от неё по кусочку.
Потом была наша остановка, мы дружной гурьбой высыпали на платформу «Русалочьи Озёра». Я сразу услышала капризный голос Мадлейн:
– Ах, какой кошмар, какая душная электричка! А далеко ли идти? А может, вызовем такси? У меня тяжёлая сумочка… Ах, я сломала ноготь. А-а-а-а!!! По мне что-то ползает!
Хоть кто-то из компании барда-соловья и пытался мне предложить примкнуть к ним и стать у них в лагере, услышав это истеричное взвизгивание «По мне что-то ползает!», я вежливо отказалась. Сослалась, что у меня тут есть компания. Отчего парень, который меня зазывал, заметно взгрустнул, не преминув сделать комплимент:
– Везёт же некоторым компаниям, что у них такая шикарная и отважная девушка! Но вы всё равно приходите к нам в лагерь, Земляк будет петь всю ночь, а девушек у нас мало!
Так я узнала, что бардского барда-соловья зовут Земляк. А Мадлейн тем временем продолжала капризничать. От чего-то ползающего её, видимо, спасли, и теперь она запела новую песню:
– А что, тут отеля нет? А где мы будем жить? Что?! В палатке!? Я не могу жить в палатке! А как же ванна, джакузи?!
Я подождала благоразумно, пока толпа бардов и туристов разойдётся с платформы, и пошла в самом кильватере, как говорят пираты. Толпа верно указывала направление, куда идти, и примерно километра через три-четыре в прилично глубоком лесу уже начинались лагеря.