Стигма - стр. 15
– Мирея…
– Все уже неважно, – сразу сказала я, игнорируя жжение в груди.
Я не хотела слышать сочувственных слов. Я вообще ничего не хотела слышать. Мне и без того больно.
– Если я могу что-нибудь сделать для тебя, то…
Я подняла чемодан, со всей силой стиснув ручку. Я даже не поработала, не попробовала себя в деле. Как обычно, жизнь захлопнула дверь перед моим носом, прежде чем я успела что-то сделать. Вообще-то мне давно следовало к этому привыкнуть, но всякий раз это так же больно, как и в первый.
Я опустила глаза в пол, чувствуя, что Руби с грустью смотрит на меня, не зная, что сказать.
– Удачи! – пожелала я ей, прежде чем закрыть рот шарфом.
Даже не взглянув на нее, я развернулась и пошла прочь. Снаружи меня приветствовала ночь. Ночь и холод, леденящий сердце. Я опять ошиблась – никакого чуда со мной не произошло.
Кенсингтон располагался на северо-востоке Филадельфии, в бывшем промышленном районе.
Однажды в газете я наткнулась на фотографии этой разрушенной временем части города.
Глядя на заброшенные улицы и наркоманов, лежавших под железнодорожными мостами, я подумала, что надо успеть выкинуть газету до того, как проснется мама.
К моменту, когда я доплелась до хостела, холод уже пробрал меня до костей. Губы потрескались, щеки потеряли чувствительность, и я не могла пошевелить пальцами правой руки – они намертво застыли вокруг ручки чемодана.
Но самой тяжелой ношей была моя удрученная душа.
Придется начинать все заново, думала я. Снова искать работу, вымаливать возможность, на рассвете ломать пальцы о ставни магазинов, прося открыть. Сколько дней и времени я на это потрачу?.. А как раз времени у меня и не было.
Когда я, поверженная, поднялась по трем ступенькам ко входу и случайно посмотрела в сторону, то увидела сидящую на тротуаре девушку с крашеными белыми волосами, ноги она держала в каком-то неудобном положении, вывернув их из-под себя. Молодая, но ее скулы покрыты темными пятнами, кожа на лице обвисла, как использованная тряпка. Ее пустые запавшие глаза наткнулись на меня в темноте, и я почувствовала, будто что-то перевернулось у меня в животе. Я нервно сглотнула и вошла.
Внутри обстановка оказалась еще хуже, чем я думала. Облицованные плиткой стены и тусклое освещение вели в большой коридор, вдоль которого располагалось несколько комнат, битком набитых людьми. Все кровати были заняты, в некоторых случаях двумя или более людьми – этим объяснялось большое количество спальных мешков на полу.
Я опять ошиблась в своих оценках: это не хостел, а ночлежка для бомжей. Вот почему стоимость была грошовой, а условия – экстремальными.
С самого начала мне следовало найти другую гостиницу, прислушаться к своему инстинкту, требующему гигиены и хотя бы минимальных удобств, но теперь думать об этом поздно, к тому же нервы на пределе, да я просто не могла заставить себя снова выйти на улицу. Тяжелая голова отказывалась думать, ноги просили пощады после длительной ходьбы. Я нашла место в углу у стены, среди людей, которые кашляли, сопели, храпели, в общем, пытались в эту холодную ночь набраться сил для нового трудного дня.
Чемодан я поставила перед собой как своего рода щит и старалась не обращать внимания на вонь, точнее, мечтала поскорее к ней принюхаться.
Воздух в комнате был спертый и удушливый, ударял в нос при каждом вздохе. Слабые лучи лунного света, пробивающиеся сквозь пыльные окна, освещали комнату, позволяя различить силуэты людей. Глаза постепенно привыкли к темноте.