Стертые времена - стр. 22
Я, конечно, рассказал ей, как моя тётка уезжала в Россию. Кляла латышей на чём свет стоит, говорила, что лучше, чем жить там, где все говорят по-русски, для нее ничего нет. Купила себе дом под Псковом, а уже через месяц со слезами на глазах целовала шлагбаум на границе, возвращаясь в Латвию. Бог её помиловал, она не отказалась от статуса постоянного жителя Латвии. И сейчас особо рот не открывает, так, бурчит себе недовольно, но в Россию больше не собирается. Люба пропустила мой рассказ мимо ушей, она уже всеми своими мыслями была гражданкой России, и то, что я говорил, не вписывалось в ее мечты.
Тут были и слёзы, горечь расставания и, конечно, надежды на будущее. Янка произнес тост от нашего бара:
– Жаль, конечно, что ты уезжаешь! Но каждый ищет своё место в этом мире. Счастья тебе и удачи!
Через пару месяцев она позвонила по телефону и срывающимся от слёз голосом рассказывала своей бывшей напарнице, как её принял Урал:
– Хоть мы вроде и русские, но в школе моих детей фашистами называют из-за того, что в Латвии родились. У мужа те же проблемы на работе – как узнают, откуда мы переехали, чуть ли не в спину плюют! Мол, приехали сюда, хлеб у них отбираем! В посольство ходила, пыталась обратно вернуться – не принимают! Всё бы отдала, чтобы дома оказаться!
Тут разговор прервался. Больше мы о ней никогда не слышали.
Глава 9
Когда, как и сколько раз может прийти любовь, какие она нам готовит испытания, возможно ли одновременно любить больше чем одну женщину? И можно ли их любить абсолютно по-разному: одну любить неугасимой страстью, другую – почти сыновней любовью или как родную сестру, которую просто хочется прижать к себе и ощутить единство душ, а может, любить, как прекрасный редкий цветок, аромат которого хочется вдыхать в себя полной грудью, или просто любить за то, что этот человек есть, а все животные страсти, которые разгораются в нас, они и остаются животными страстями, кого и как бы ты ни любил?
Я всегда боялся стоматологов, до сих пор испытываю к ним ужас и уважение одновременно. В полулежачем положении, с открытым ртом смотрю на молодую женщину-врача глазами испуганной собаки, у которой изо рта, как при виде вкусной косточки, всё время течёт слюна.
У нее на лице марлевая повязка, и видны только глаза, она внимательно следит, куда впивается бор в моём открытом рту. Иногда она берёт салфетку и аккуратно промокает с моего лба капли трусливого пота.
В это время я пытаюсь поймать ее взгляд, словно это что-то изменит и мне станет не так страшно. Укол давно снял всю чувствительность, но ощущение, что вот-вот что-то произойдёт, не покидает меня ни на секунду. Наши глаза на мгновение встречаются, и я замираю – никогда ещё мне не приходилось видеть такого доброго и нежного взгляда, в котором было и сочувствие, и желание меня успокоить. Ещё несколько минут – и из моего слюнявого рта она достаёт пинцетом тампоны и просит его прополоскать. Я это делаю с радостью и даже храбро улыбаюсь почти обездвиженными губами.
– Ну что, на сегодня мы закончили. Посмотрим, когда вас записать. – Она снимает свою марлевую маску, и я застываю в кресле от восхищения.
Передо мной воплощение женской красоты и чистоты, у неё светлое лицо, мягкая улыбка, а под белым халатом проглядывают идеальные линии.