Стеклянный ангел - стр. 20
Миша послушно пошел в сторону своей девятки, но когда Жанна Александровна повернулась к участковому, вернулся и тихонько встал у сосны, облокотившись на холодный шероховатый ствол.
– На шее следы, – сказал Решетников, – по-видимому удушение… Слышишь, Жанна, удушение веревкой, тонкий отчетливый след.
– Ладно, – сказал Разумовская, – будем думать, Семен. Потом, как вернемся… По отпечаткам посмотрим. Вполне, вполне возможно…
– В правой руке обнаружен… – снова наклонился над телом Решетников. – И вдруг позвал взволнованно. – Жанна, Жанна, иди сюда! Посмотри-ка! Неужели снова?
Разумовская быстро пошла к нему, старательный участковый слетел с пенька и рванул за ней, Миша неслышно подошел сзади.
Решетников разжал ладонь мужчины, и Миша, увидел, что в ней что-то блеснуло. Он вгляделся, вытянув шею – это была фигурка стеклянного ангела. Миша навел фотоаппарат и щелкнул.
– Что вы делаете?! – вскрикнула Жанна Александровна. – Я ведь вам сказала: ждите в машине! Семен, осторожно запаковать и убрать. Смотри, чтобы не разбился. Андрей Петрович, – обратилась она к участковому, – пожалуйста, дайте понятым подписаться под протоколом и отправьте их домой, а сами идите к свидетелю, тому, кто обнаружил убитого. Возьмите у него показания и потом возвращайтесь сюда. И не торопитесь, запишите все подробно. А вы, Плетнев, – она уничтожающе посмотрела на Мишу, – идите со мной!
Она быстро пошла к машине, Миша поплелся следом. Больше всего он боялся, что Разумовская прикажет ему уничтожить фотографии.
Она села на переднее сиденье и с силой захлопнула дверь, так, что бедная девятка задрожала. Миша не отважился сделать ей замечание, видел, что она сердита на него.
Но Жанна Александровна очень спокойно сказала:
– Бр-р-р, холодно как! Остался у вас еще кофе?
– Сейчас посмотрю, – настороженно ответил Миша. К счастью на дне термоса плескалось некоторое количество кофе, и Миша налил его в чистый пластиковый стаканчик. Жанна Александровна снова похвалила:
– Какой все-таки аромат и вкус.
И начала пить потихоньку, попутно дыша на пальцы.
– Зря я так легко оделась, – сказала она, – замерзла совсем. Чувствую – заболеваю, а ведь мне нельзя на больничный, столько работы.
Мише вдруг очень стало жаль ее. Такая хрупкая, красивая, ей бы сейчас спать в тепле, в объятиях любящего мужчины, а она трупы осматривает на собачьем холоде. Он взял ее руку, стал согревать в ладонях.
– Послушайте, Плетнев, – она мягко отняла руку, – вы свои фотографии как пересылаете в редакцию? Сейчас техника такая – не знаю, может быть, вы прямо из фотоаппарата своего на компьютер редакционный отправляете? Честно говоря, не сильна в этом, плохо разбираюсь во всех этих технических новинках.
– Нет, обычно я сам фотографии в редакцию отвожу, – ответил Миша, не понимая еще, к чему она клонит.
– Но вы ведь, наверное, звоните сначала шефу, сообщаете – стоящее дело или нет?
– Ну да, звоню. Говорю, что к чему, и пока еду с фотографиями, в редакции думают – ставить мой материал в эфир или нет?
– Ну так вот, Плетнев, сейчас вы позвоните и скажете, что ничего стоящего нет, что в эфир пускать этот материал не стоит, что ничего интересного – так, бомж без роду и племени. Скончался, допустим, от отравления алкоголем.
– Но… – начал Миша.
– Никаких но, Плетнев, – строго сказала Жанна Александровна, – или вы звоните, или я вас не только к своим выездам близко не подпущу, но и вообще сделаю так, что вы не сможете работать по профессии. Вы просто будете опальным журналистом.