Стажировка. Керки - стр. 3
– Общежитие за плацем, налево. Идите строем, у нас новый начштаба, может на губу с ходу отправить.
Плац размером с футбольное поле. Идём, изображая воинское подразделение, Бобер нервничает и пытается придать нашему хаотичному движению подобие строя.
Плац, столь значимое место в жизни воинской части, которое не могло остаться без идеологического воздействия. Наряду с лозунгами и выдержками из Уставов Вооруженных Сил, плац увешан портретами членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС. Кто придумал этот иконостас на плацу – не знаю, но этот обычай прижился. Многие офицеры, будучи людьми неглупыми, в душе осуждали эти языческие декорации, но вслух свои мысли не высказывали.
Офицерская казарма, мало чем отличается от солдатской – одноэтажное здание белого цвета. Завернув за угол, увидел трех офицеров, о чем-то беседовавших перед входом. Вернее, говорил только высокий худощавый майор, гладко выбритый, с худым лицом, тонким носом и слегка поседевшими короткими волосами. Руки у него были скрещены за спиной, во время монолога корпус майора чуть наклонялся вперед. Маленькие глаза, слегка навыкате, поочередно сверлили обоих офицеров. Казалось, что еще немного, и он начнет на них орать, но его речь, слегка приправленная ненормативной лексикой, оставалась размеренной.
– Я вам устрою второй Афганистан, герои, – донеслось до нас. Устроили бордель из казармы. Когда мы подошли майор замолчал, недоброжелательно посмотрев на нас. Мы прошли мимо майор, подтянул ремень, на котором в кобуре висел армейский «ПМ». Позже оказалось, что это был начальник штаба.
Заселились, оставили личные вещи и в штаб на инструктаж. Встречает нас другой майор, невысокий мужчина лет сорока в слегка помятой форме. Темно-русые, уже начинающие редеть волосы, загорелое лицо и пристальный, но не агрессивный взгляд карих, почти черных глаз. Долго рассаживаемся, скрипя стульями и двигая столы.
На стенах висят стенды с графиками учебных занятий, боевых стрельб, изображениями пулеметов и АК – 74. В углу стоял крашенный «под дерево» желто-коричневой краской сейф, рядом деревянный шкаф с видневшимися через треснутое стекло картонными папками и книгами.
Майор представился и называл командования отряда по званиям и фамилиям. Устало и монотонно продолжил знакомить с обстановкой на границе, тыча указкой в карту. Показывает месторасположение учебного пункта, где мы проведем долгие три месяца, обучая молодых пограничников. Смотрю на карту, и становиться грустно – учебный пункт находится в пустыне, населенных пунктов вокруг почти нет кроме, одного кишлака в трех километрах. Майор тем временем переходит на традиции Республики, где мы будем проходить службу:
– Туркмены всегда считали хлеб и соль святыми продуктами. Наступить на них – значит навлечь беду. Обычное дело в Туркменистане, когда машина останавливается, из нее выходит человек и поднимает кусочек хлеба оброненный кем-то. Послать на три буквы никого не надо, иначе лицо набью, хоть сами ругаются, но крайне циничный мат, в отношении тем более старших большая редкость. Начинаю засыпать после поездки в почтово – багажном поезде. Щипаю себя за ногу, глаза раскрываются, слушаю дальше.
После инструктажа обед в столовой, которая по сравнению с училищной столовой была похожа на сарай, еда соответствовала интерьеру – жидкий борщ и каша без намека на мясо. Грустно пожевали безвкусные углеводы, надеясь подкрепиться гражданской едой позже.