Стая - стр. 23
– Бабушка… – подал голос Сашенька. – Ты ведь говоришь, что видела самого этого… Волкодлака.
– Было, было, – вздохнула старуха. – Мамка меня в деревню, что за лесом, отправила. Велела идти по окружной дороге. А мне годков было тринадцать. Лето было, как сейчас тот день помню. Утро такое ясное, такое солнечное, что кажется, никакой нечисти не пробиться через этот свет. Я и решила путь срезать. Лень мне было идти два часа по окружной, когда можно сквозь лесок за половину времени туда-обратно обернуться… ну вот и пошла. Палку еще с собой для храбрости взяла, рогатину… В лесу хорошо, шмели жужжат, малина растет, ветки хрустят под ногами. Мне сначала было не по себе – мерещилось, что наблюдает кто-то за мною, будто бы даже шаги за спиною слышала, а как обернусь – пусто там. Но потом успокоилась. Напевала что-то под нос, травинки на ходу срывала, у куста лесной малины остановилась и объела ягоды. И даже мысль в голову пришла – может быть, и неправда это все, про Волкодлака лесного… И вдруг вышла я на такую красивую полянку – даже и не знала, что в лесу нашем такая невиданная красота есть. Березки вокруг и небольшой пруд. Проточный, тиной не зарос. И вода такая прозрачная, зеленоватая. Я подошла, лицо умыла – ледяная вода, как манна небесная. Даже подумала – а что если окунуться. Но от пруда веяло каким-то холодом неземным. Как будто это дом утопленниц-русалок. Про русалок в нашей деревне сказки ходили. Что все утопшие юные девицы собираются вместе в одном пруду и поют о скорбной своей доле. И очень они злятся на всех живых – что те как ни в чем не бывало на солнышке греются, пока они, с раздутыми синими лицами, плещутся в тине. И если только живой в их вотчину забредет, они сговариваются и начинают песнями его звать. Особенно часто это происходит в июньские ночи. Все в деревне знают, что в июне негоже одному по полям и лесам шастать. Даже дни есть особенные – Русалии называются. Голоса у них тонкие, как хрустальные колокольчики… Как будто бы на душей твоей, как на арфе волшебной играют. И пока они вот так поют, всем кажется, что они – бледные красавицы в белых мокрых платьях. Волосы распущены, на голове у каждой – венок из кувшинок. Так и хочется поближе подойти, сердце от красоты невиданной замирает. Но если подойдешь – русалка из воды выпрыгнет, за волосы тебя схватит и утянет на дно. И последним, что ты увидишь, будет ее настоящее лицо – посиневшее, раздувшееся, глаза рыбы выели, к щеке рак прицепился и доедает гнилую плоть… От этих мыслей холодок меня пробрал, решила я убираться оттуда подобру-поздорову. И вдруг с другой стороны к озеру подошел кто-то. Я подслеповатая, сразу и не поняла. Вроде зверь какой-то, напиться пришел. А потом пригляделась – да, зверь, шерстью весь покрыт, лапы волчьи, сильные, серый пушистый хвост. А лицо – человеческое. У меня от ужаса – душа в пятки. Сердце заколотилось так, слезы по щекам покатились. А зверь к озеру наклонился и спокойно воду лакает. Не заметил меня. А я тихонечко отошла, на тропинку вышла и понеслась домой. Мне все казалось, за мной бежит кто-то, да так ни разу и не обернулась.
Сказка о человеке-волке была частью их детства. Этот сюжет никогда не надоедал, и в нем даже был своеобразный мрачноватый уют. Забраться с головой под одеяло и в тысячный раз попросить: «Ба, а теперь о Волкодлаке расскажи!»