Ставка на проигрыш - стр. 22
Хихикая, она согласилась сфотографироваться, но только вместе с Зигзагом. Сказала, что надеется получить номер «Тэлли» на память.
– Непременно, – обещал я, твердо решив включить стоимость всех дарственных экземпляров в статью дополнительных расходов.
Наконец я распрощался с ней и, проходя по двору, лицом к лицу столкнулся с тренером, которого всякий раз непременно встречал на скачках. Это был делового вида мужчина лет за пятьдесят, взирающий на мир трезво и без иллюзий.
– Зайдите, Тай, – сказал он. – Виделись с Сэнди Виллис?
– Да, да, спасибо. Она мне очень помогла.
– Один из лучших моих «парней»! – Жестом он пригласил меня присесть и из серебряного чайника налил чаю цвета дубовой коры. – Сахар?
Я отрицательно помотал головой.
– На ипподроме ее лошади буквально готовы выпрыгнуть из шкуры.
– Она нашла удачное приложение материнским чувствам, – согласился я и отпил глоток. От горечи танина язык съежился, точно обожженный листик. Нортон Фокс налил себе еще чашку и осушил ее в три приема.
– Надеюсь, если я распишу ее в «Тэлли», вы не подложите мне свинью и не снимете Зигзага со скачек в последнюю минуту?
– Не собираюсь.
– Двенадцать стонов десять фунтов – предельный вес.
– Он выигрывал и когда весил на три фунта больше.
– Любопытно, кстати, что же случилось тогда с Кратким перед чемпионатом по скачкам с препятствиями?
Нортон раздраженно прищелкнул языком.
– Можете на меня положиться: Зигзаг не сойдет со старта в последнюю минуту. По крайней мере, беспричинно, как это вышло с Кратким.
– Он ведь был фаворитом, если мне не изменяет память? – Я-то точно знал, что был. Я тщательно выверил все детали по списку Дерри. – Что же все-таки произошло?
– Ну и разозлился же я тогда, прямо себя не помнил! – В его голосе живо звучала обида. – Тренировал эту лошадь до последней минуты. Сам выверял каждый шаг, каждый дюйм. Все было рассчитано на победу. И Краткий – в отличной форме. Был готов бежать не за страх, а за совесть! И что же? Мы заявили его за четыре дня, а потом вдруг его владелец – заметьте, собственный его владелец – взял да и позвонил Уэзербису дня через два и отменил заявку! Снял лошадь со скачек! Вот так... И главное, у него не хватило ума, а может, просто решимости сообщить об этом мне, тренеру. Я узнал, что Краткий вычеркнут из списков, ночью, накануне скачек. Я, конечно, ушам своим не поверил и позвонил Уэзербису, а тот и говорит, что старик Дэмбли сам снял свою лошадь со скачек. До сих пор не пойму почему. Я тогда страшно с ним поскандалил, а он все твердил одно: решил не пускать ее на скачки, да и все тут. Так и не сказал, по какой такой причине. И все наши планы и работа полетели к чертям. Я до того разозлился, что велел ему забрать всех своих лошадей. Ну, судите сами, можно ли работать с человеком, который откалывает такие номера? Нельзя!
– А кто работает с ним сейчас? – сочувственно спросил я.
– Только имейте в виду. Тай, все это не должно появиться в вашей паршивой газетенке.
– Никогда, – заверил я его. – Может, мне придется писать статью о владельцах, распродавших своих лошадей.
– Ну ладно... вот, у меня тут записано. – Он выписал адрес из журнала и протянул мне листок. – Только без эксцессов.
– Можете не беспокоиться. – Эксцессы были в основном по части Люка-Джона и лишь изредка – по моей. Разница состояла только в том, что я старался не вмешивать в скандальные истории своих знакомых. Для Люка-Джона этой дилеммы не существовало.