Статус: (не)свободна - стр. 48
Не думаю, что он бы набросился на меня с порога, но точно попытался бы обаять, соблазнить, совратить и лишить способности сопротивляться его чарам. А я помню, как неадекватно реагирует на него мое тело и мутнеет разум. Поэтому наедине мне с ним лучше не оставаться. От греха…
Я, конечно, уверена, что не способна изменить Никите ни при каких обстоятельствах и методах обольщения, но проверять это не хочу. И точно знаю, что не отнеслась бы с пониманием к тому, что Никита принял подобное приглашение в гости от Вики, например, или какой-нибудь своей новой американской знакомой. Более того - я бы расценила это как неуважение ко мне, к моим чувства и нашим отношениям, в принципе. И поэтому просто не могла принять иное решение.
Когда объявляют посадку на мой рейс, я одной из первых занимаю своё место у окна у левого бокового выхода в салоне "Боинга". Видимо, еще довольно нового, потому что в воздухе всё еще сохраняется характерный заводской запах кожи, резины и пластика. Обивка кресел еще не вышаркана, подлокотники не исцарапаны, иллюминаторы не заляпаны, а кнопки на панели над головой выглядят исправными.
Вскоре двигатели начинают гудеть, массивная машина трогается с места и движется к точке взлета. Приветливо улыбающиеся стюардессы встают между кресел и приступают к демонстрации действий при экстренных посадках под голосовое сопровождение на двух языках. И, похоже, я оказываюсь единственной, кто смотрит эту пантомиму.
Выписав по идеально ровному асфальту кривую дугу и заняв исходную точку, самолет на некоторое время замирает, двигатели набирают обороты, шум от них становится все сильнее, я чувствую вибрации спиной, прислоненной к спинке кресла, и сердце мое замирает в ожидании. А когда махина, наконец, срывается с места и мчит вперед, меня вжимает в спинку еще сильнее и я, кажется, забываю дышать.
В прошлый раз было не так страшно - рядом был Никита, который говорил мне что-то ободряющее, хоть я и не слышала его из-за гула, держал за руку, и я до боли вцепилась в него ногтями. Больно было даже мне, не представляю, как он терпел мою хватку, но он улыбался. Я хотела улыбнуться в ответ, но не могла.
Сейчас никто меня не поддерживает, и все ощущения будто в новинку.
Боинг мчит по взлетной полосе, разгоняясь все сильнее, пока, наконец, шасси не отрываются от земли и не прячутся под закрылками. Сердце ухает вниз, я поворачиваю голову к окну и смотрю на стремительно исчезающий внизу город.
Если честно, не скажу, что я в восторге, скорее, в панике. При взлете у меня закладывает уши, и это очень неприятное ощущение. Странный звенящий шум я испытываю на протяжении всего трехчасового пребывания в воздухе, и поэтому вздыхаю с облегчением, когда капитан объявляет о том, что самолет приступил к снижению.
Сбрасывая скорость и медленно теряя высоту, Боинг плавно заходит на посадку в аэропорту Шарля де Голля. Шасси со стуком касаются мокрого от моросящего дождя дорожного полотна из высококачественного асфальта и, приятно шурша, катятся к терминалу, везя нас к рукаву. Из динамиков раздается официальный голос старшей стюардессы, оповещающей о совершенное посадке и температуре в городе прибытия. Не успевает она договорить, как самолет замирает на месте, и двигатели резко перестают крутиться и гудеть. В салоне раздаются редкие аплодисменты.