Стать смыслом его жизни - стр. 37
– Папа, – окликнула его Вера, – иди кушать.
– И что ты здесь увидела?
– Что темнее всего перед рассветом. А ты?
Отец молча встал и пошел в ванную. Вера ждала, пока он помоет руки, вытрет их полотенцем – тщательно, каждый палец отдельно.
– А Сеня? – наконец спросил он.
– Его поразила эта картина, но он не смог объяснить почему, вот я и пытаюсь понять.
– Тебе трудно будет понять его мысли, – покачал головой отец. – У Арсения задатки настоящего художника – он мыслит визуально.
– Но он же не учился этому, ему никто не объяснял. Почему мы с Катей не можем так видеть, а он может?
– Катя просто не хочет утруждать себя. Если она чего-то не понимает, то категорически отвергает. Ты же сначала включаешь разум, а потом доверяешь своей интуиции. И тогда у тебя все получается. А Сеня… Может, в прошлой жизни он уже был художником и сейчас лишь вспоминает то, что когда-то умел.
– Скажешь тоже!
– А что? Идея переселения душ стара как мир. Еще Цицерон писал о том, что дети схватывают любую информацию очень быстро, как будто слышат не в первый раз, а вспоминают из своего прошлого. И эта лишняя двадцать первая хромосома – кто знает, не является ли она маяком для душ, наделенных особыми качествами, чтобы не пролетели мимо, вселились именно в предназначенное для них тело?
– Ты серьезно?
– Иди спать, поздно уже, а книгу оставь мне – я посмотрю. Значит, говоришь, темнее всего перед рассветом?
Через несколько месяцев отца не стало. Наверное, он не поверил словам дочери, не дождался своего рассвета.
Вера поймала себя на том, что стоит у стола и машинально водит пальцем по скатерти.
– О чем вы задумались? – спросил Олег.
– О Малевиче, – честно ответила она.
– Ну да, конечно, – понимающе кивнул он и улыбнулся. – Спасибо за ужин.
Вера смутилась.
– Только я один есть не буду, садитесь. – Это звучало не как приглашение, а, скорее, как приказ. Ничего не оставалось, как подчиниться. Она положила на тарелку котлету, немного салата и села за стол напротив Олега.
Он ел молча и сосредоточенно, словно выполнял важную работу. Вера чувствовала, что Олег хочет что-то сказать, но никак не соберется с мыслями.
– Послушайте, – наконец предложил он, – а давайте выпьем?
– Давайте.
– Коньяк, виски, водка?
– Коньяк, – обреченно тряхнула головой Вера, никогда не пившая ничего крепче сухого вина.
Олег встал, достал из недр белоснежного шкафа два пузатых бокала и бутылку, плеснул золотистой жидкости. Подняв бокал, кивнул Вере и молча выпил. Увидев недоуменный взгляд гостьи, снова налил себе коньяка.
– Извините, привык дома пить один. Ну, за знакомство, – он коснулся краем своего бокала Вериного.
– За знакомство, – повторила она и сделала маленький глоток.
Впечатление было такое, будто она глотнула раскаленного металла. Из глаз потекли слезы, обожженное горло запершило.
– Что случилось? – Олег испуганно поглядел на нее.
Вера помотала головой, мол, все нормально, говорить она не могла. Олег налил воды, она сделала несколько судорожных глотков, прислушиваясь к бушевавшему внутри огню. Горло еще саднило, но общее состояние уже не было таким неприятным, даже наоборот. По всему телу разлилось тепло, прогнавшее неуютную зябкость, которая не оставляла ее с тех пор, как они вышли из машины.
– Пьяница, – то ли пожурил, то ли пожалел Олег и убрал бутылку в шкаф. – Тебе больше не наливаем.