Старый пёс - стр. 45
– При встрече?
– Начальство желает тебя лицезреть, подполковник. Сегодня же. Встречаетесь в девятнадцать тридцать в Александровском саду у памятника Александру Первому.
– Вот, значит, зачем наше с тобой свидание в кондитерской… Но в Александровском нет никакого памятника!
– Сейчас есть, легко найдешь. К тебе подойдут.
– Под стенами Кремля – о как романтично… Слушайте, господа из красного кирпича, если у нас с вами зреет любовь, снимите с меня наблюдение. Вчера бандиты за мной ездили, сегодня, судя по этому приглашению – вы. Достали, ей-богу.
Миша натурально удивился:
– Какое наблюдение?
– До кладбища я был свободен, как птица, но на кладбище меня приняли и повели. Могу назвать номера «резины» и приметы «нечётников». А хочешь, сфоткаю их и в газете опубликую?
Миша покраснел. Хороший знак, сохранилось в человеке хоть что-то здоровое.
– Я был против, – быстро сказал он. – Чистая перестраховка.
– Так мы пришли к согласию?
– Отзовём, – заверил меня опер и достал мобильник. – Прямо сейчас.
Пока он распоряжался, у меня по случаю родился экспромт:
– Плохо жить врунишке, офицеру Мишке, бьёт его по роже пенсионер Серёжа…
…Про заколотую Аллу Льдову мы, словно договорившись, не вспоминали. И тем более не поминали её. Не в кондитерской же, разливая принесённую с собой водку по кофейным чашечкам. Не под разговоры об убийцах, запросто разгуливающих по Москве.
Последние её слова, в которых она чуть приоткрыла свои чувства в отношении меня, очень больно ранили. Потому что мне нечем было ей ответить, и она умерла, зная это.
Центральное Бюро судмедэкспертиз, Торный проезд, массивный угловой дом, протяжённый по обеим координатам. Сбоку – шлагбаум, внутри территории – комплекс зданий пожиже. То самое место, где я когда-то попрощался с Леной и Максимом. Но это было в прошлой жизни, так что – отставить нюни! Рабочим шагом пройти сквозь проходную Морфологического корпуса…
Прикрывал меня своей ксивой Витя Ортис, мы явились сюда вдвоём. Плюс Миша Брежнев организовал официальный звонок, чтобы профессора Чухова А. В. (меня), как важного консультанта, приняли без заусениц. Так-то, вообще, заведение это режимное. Оттого и странна та лёгкость, с которой вор проник в морг, никем не остановленный, вскрыл кабинет Франкенштейна и почистил его компьютер.
Моргов, то бишь отделений танатологии, здесь было много, и все они ютились в этом большом здании, именуемом «строение Б». Входя, я задержался на проходной. Спросил у пожилого цирика, пропускал ли он сегодня кого-нибудь, кого видел впервые.
– Меня уже опрашивали, – ответил он со сдержанным достоинством. – Многие ходют, всех не запомнишь. А доку́мент я всегда требую и чин по чину записываю.
– Журнал разрешите поглядеть?
– Журнал изъяли, товарищ… э-э…
– Подполковник, – подсказал Ортис.
Служивый кивнул мне:
– А поглядеть – токмо с разрешения начкара.
Когда отошли, Витя шепнул:
– Здесь же камеры висят, чего на дедулю наседать?
– Мне плевать, что он расскажет, – объяснил я. – Надо было посмотреть, честный он по жизни или врёт. Я посмотрел. Дедуля чистый, Витя.
– Эх, хотел бы я, как вы, иметь такой рентген… – пробормотал мой напарник с завистью.
Покойный Франкенштейн возглавлял Отдел судебно-медицинского исследования трупов, под его руководящей десницей находились все отделения танатологии в этом здании. Соответственно, и кабинет имел подобающий, согласно статуса. Был кабинет душен (окна закрыты), не убран, с явными следами шмона; мёртвое было помещение, если можно так выразиться. Он пустовал, преемник сюда ещё не вселился.