Старый дом под черепичной крышей - стр. 12
– На троллейбусе поедем или на газели? – спросил Муха, когда они, миновав мост, вышли к старой церкви с покосившейся колокольней, где была конечная остановка разных маршрутов общественного транспорта.
– Ну, его, этот троллейбус, – сказал Пегас, – трястись в рогатом… долго. Давай в газель.
Они забрались в газель № 36 и плюхнулись на заднее сиденье, там как раз было два свободных места.
– Успели, – сказал Пегас, усаживаясь поудобнее.
– Куда с мешком-то, – заворчала сидевшая напротив полная тётка, явно недовольная соседями и особенно их не совсем чистым мешком из под сахара.
– Сиди и закрой коробочку, – огрызнулся Муха, протаскивая мешок с мельницей между ног пассажиров.
– А ты чего хамишь… «закрой коробочку…»,– передразнила Муху соседка, – я тебе закрою…, шкет несчастный.
– Это я шкет?… Я!.. Я!..– пошёл в атаку Муха. Он не на шутку разозлился. – Пегас, эта дурында меня шкетом назвала!! Ты слышал?!
– Это я дурында!? – захлебнулась слюной соседка. – Граждане! – обратилась обиженная дама к пассажирам, – меня прилюдно оскорбили, прошу быть свидетелями… вот этот смогляк с мешком.
– Совсем распустились,– поддержал женщину усатый пенсионер с палочкой с переднего сиденья.
– Выставить его… пусть пешком идёт раз в опчественном транспорте себя вести не умеет, – вступилась за оскарблённую пасажирку дама в шляпке.
– Кого это выставить!? – вступился за Муху Пегас. – Да он с мешком места меньше занимает чем вы; вон на одном сиденье не умещаетесь, лучше заплатите водителю за второе место, раз два сиденья под себя подмяли.
– Да они над нами издеваются, – взвизгнула та, которую назвали «Дурындой» и вцепилась в Мухин мешок.
– Муха было потянул мешок к себе, но разъярённая женщина вырвала мешок из рук Мухи и передала его даме в шляпке, а та передала дальше. В результате чего мешок благополучно, но не очень деликатным образом очутился за дверью на асфальте. Ругаясь и отвешивая нелицеприятные эпитеты в адрес дурынды, дамы в шляпке и усатого пенсионера, Пегас с Мухой пошли к выходу. Их места тотчас заняли другие пассажиры и газель уехала.
–Вот дурында… Вот дурында… – злился Муха,– взваливая мешок на плечо и направляясь к троллейбусу.
– Сам хорош, – буркнул Пегас, – нечего было задираться…
– Так она сама в бочку полезла…
– Сама… не сама… Теперь вот трясись в рогатом, – зло сказал Пегас, а затем добавил. – Среди людей живёшь, в психологии надо разбираться… С тётками ругаться вздумал… с ними даже милиция лишний раз не связывается.
Усатый пенсионер всё же успел на прощание сунуть Мухе палочкой в бок, от чего ребро немного саднило. Они благополучно зашли в троллейбус №4, сели на заднее сиденье, поставили мешок между ног, чтоб никому не бросался в глаза и стали насчитывать деньги на билет. Ещё две остановки они, разгорячённые случившимся, спорили о деталях произошедшего события в газели. И спорили может быть бы до конечной остановки, если бы не Пегас. Он схватил Муху за руку и, пригнувшись за впереди сидящего пассажира, зашипел: «Кончай базар…».
– Почему я должен молчать, если я заложник вопиющей несправедливости, – сказал Муха и тут же получил кулаком в бок, отчего неожиданно ойкнул, так как Пегас попал в то самое место, куда ткнул палочкой пенсионер.
–Чё разойкался как баба, – прошипел Пегас и указал взглядом в направлении средней двери. Муха посмотрел, куда ему указал Пегас и тут же, втянул голову в плечи и стал втискиваться в сиденье. Через несколько секунд он втиснулся в сиденье так, что его совершенно не стало видно. Около двери на боковом сиденье ехала небезызвестная обоим Мария Васильевна Сорокина, женщина лет сорока, миловидная с грустными большими серыми глазами и совершенно седыми волосами, которые она почему-то никогда не красила, как большинство её сверстниц.