Старые амазонки - стр. 10
– В семьдесят лет?
– А что? Она, между прочим, очень неплохо выглядела. Поэтому я вам сразу и сказала, что ее убили. Не собиралась она умирать…
– К сожалению, Наташа, смерть никто не ждет, она сама приходит и выбирает, кого ей забрать. И чаще всего ее желания противоречат нашим.
– Это философия. А я была у нее вечером и ушла очень поздно. Она была со-вер-шен-но здорова.
– Хорошо, я не буду с тобой спорить, к тому же это абсолютно бессмысленно. У нас нет никаких доказательств. Пока нет.
Я подошла к другой комнате.
– Эта считалась моей. Я здесь не ночевала, но бабушка всегда, когда на меня ругалась, говорила: «Иди к себе».
Тут все было обычно и менее комфортно. Точнее сказать, куплено по случаю. Как бы прочитав мои мысли, Наташа заметила:
– Мне здесь тоже не нравится. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.
– А эта комната закрыта?
– Да, на ключ.
Для достоверности мы по очереди подергали ручку. Странно, зачем закрывать дверь на замок в собственной квартире, к тому же если живешь один?
– А если мы ее того, откроем?
Наташа посмотрела на меня даже как-то обиженно.
– Ее еще не похоронили. А мы будем квартиру вскрывать. Ей бы это не понравилось.
– Хорошо, не будем. Ты, наверное, теперь переедешь сюда?
– Нет, не сейчас, может, позже.
(Вот и отлично. Комнату я вскрою сама. Бабушка меня простит. Она же хочет, чтобы нашли ее убийцу?)
– Спасибо тебе за информацию. Мне пора. Если у меня будет что-нибудь, я оставлю записку в двери. Или, может, мне лучше звонить тебе к родителям?
– Лучше к родителям. Боюсь, что сюда я пока ходить не буду. Уж очень здесь пусто и тоскливо.
– Ладно, как хочешь. Пока. Да, последний вопрос. Ты говорила про Светлану Васильевну. Это ее подруга?
– Да.
– А кто была другая подруга?
– Другую звали, вернее зовут, Зоя Борисовна.
– А она где работала?
– Медсестрой, только не знаю, в поликлинике или в больнице. Она и сейчас делает уколы. Ее часто зовут. Баба Маша даже жаловалась мне по этому поводу. Возмущалась, как все любят на халяву.
– А почему на халяву?
– Она почти ничего не берет. По крайней мере, если приглашать из больницы, то выйдет гораздо дороже.
– Ну вот теперь совсем все. Прощаюсь окончательно.
Я вышла на площадку. Что-то уже проблескивало, но как это было еще далеко…
Я поднялась к себе, еще не решив, что делать дальше: съездить к Васе или заняться опросом местных пенсионеров. Но едва я открыла дверь, как в комнате зазвонил телефон. Это был Мишка.
– Тань, ты где ходишь?
– Я опрашиваю население.
– Тебя что, внучка наняла или ты бескорыстно помогаешь правоохранительным органам?
– Вариант номер один.
– Ясно. Ладно, ты, как всегда, права. Наша бабушка не такая уж и «одуванчик». Если только новый сорт не вывели, с колючками.
– Что-нибудь узнал?
– Так, самую малость. У Марьи Николаевны не было родственников ни в Саранске, ни в каком другом городе нашей необъятной родины. Все умерли в войну. Она была младшая в семье. Поэтому, может, и уцелела.
Насколько я привыкла ко всякого рода неожиданностям, но на минуту просто потеряла дар речи.
– А куда же она ездила? – глупее вопроса задать было нельзя – я сама это поняла и тут же задала новый: – А как насчет вскрытия?
– Пока ничего, но теперь будет побыстрее, я сам этим займусь.
– Чем, вскрытием?
– Очень смешно.
– Так когда же будут результаты?