Старость аксолотля - стр. 31
Гжесь воспринимал это как наглый нейропрофайлинг и отказывался отождествлять себя с какой-либо определенной «личностью типа Уралочка».
Тем временем часы его знака в Зодиаке Игуарте четко указывали, что пришла пора очередного замедления.
– Ты хотел проплыть через это во сне?
Гжесь взял бронированной рукой своей «Хонды» бронированную руку «Хонды» Рори Ниобы и одарил ее стальным поцелуем. Черные кобры покачнулись и вздохнули.
– Мне снилось, будто я проголосовал за бомбежку с воздуха Ноева ковчега, – сказал он и сморфеился до двадцати процентов.
Ближайшая кобра по-матерински склонилась над ним и укусила в шею.
Гжесь почувствовал, как по мере распространения яда по «Лили» металл превращается в тело. Еще мгновение – и он уже сидел в облике обнаженной девушки полувосточной красоты, только кукольно безволосой. Проходивший внизу по алее «Бург I» помахал ей лапой. Лили-кокетка послала ему воздушный поцелуй.
Рори эмотировала материнскую заботу.
– Что с тобой?
– Я вижу сон.
Он перевел «Морфей 7.0» с одной пятой на одну треть шкалы. Парламент выплеснутых из террариума аксолотлей собрался на газоне перед зданием и голосовал по поводу законов жизни и металла. Гжесь выпустил в них лазерные лучи из глаз и ногтей Лили, и надутые земноводные превратились в черно-белые фигурки, будто вырезанные из восточной сказки.
И тогда внезапно наступила ночь, а на небе высветились все созвездия безумия Игуарте.
Рори сияла собственным блеском под черными кобрами, а каждый ее эмот являлся на свет в виде маленького стального оригами с острыми, как бритва, краями, ластясь к меху и девушке.
Вскоре Гжесь-Лили начал кровоточить от настойчивых проявлений сочувствия Фрэнсис.
– В чем, собственно, дело с этими аксолотлями? – допытывалась она.
– Какое-то отклонение королевского сонника, – Гжесь извлек из своей головы «Морфея» и показал его на раскрытой ладони. – Я установил его и запустил, когда проводил с амбистомами тесты на щитовидку, и, похоже, эти паршивцы записались в него как шаблон. Или я просто страдаю какой-то аксолотлевой навязчивой идеей, о которой прежде не знал, и она всплыла только во сне – прямо по Фрейду, тридцать лет спустя.
– Я же тебе говорила, чтобы ты подождал с этим «Морфеем»! «Роял Альянс» – уже не твой дом, ты не можешь столь необдуманно глотать их софт.
Гжесь демонстративно снова воткнул в себя «Морфея».
Рори рассердилась. Ее раздражение начало кружить вокруг нее на крылышках микровалькирий, попискивая в маленький боевой рог.
Гжесь-Лили эмотировал улыбающегося Будду и показал Рори стоящее в зените созвездие Аксолотля.
– Нет ничего более бесполезного.
– Гм?
– Ambystoma mexicanum. Вся форма жизни впустую, в молоко, из-за дурацкого порыва эволюции. То, что должно было стать личинкой, переходной формой, размножается само по себе. И в итоге вся последующая зрелость этого создания оказывается полностью излишней, так, каприз природы. Зачем оно существует? Зачем?
– О чем ты говоришь?
– Мне приснилась настоящая история человека. Не знала? Никогда не чувствовала?
– Чего? Что?
– О настоящей жизни мы забываем в момент рождения. Пока мы нежимся в темных утробах матерей, пока мы лишь плоды – именно тогда мы являемся людьми, именно тогда мы обретаем полноту. А потом, потом… увы, мы вылезаем в мир, и теряем все это, забываем, и просто болтаемся по Земле, полутрупы, большие гниющие туши, инерция жизни на прямой дороге в могилу.