Старчество на Руси - стр. 18
Полна скорбей, непомерных и тяжких, была жизнь Паисиевых учеников, вернувшихся на родину и принесших с собой спасительное учение старчества. Стоит вникнуть в жизнеописание схимонахов Феодора и Клеопы, чтобы понять, с какою враждебностью и непониманием было принято их якобы новоe, но по существу старое святоотеческое учение об откровении помыслов, о насаждении светлого духовного мудрования во Христе. Надо понять горькие страдания блаженного старца Феодора, скончавшегося в далеком Александро-Свирском монастыре. Переселяясь из одной обители в другую после возвращения из Молдавии, отец Феодор встретил в Чолнском монастыре отца Леонида, который стал его присным учеником и с которым они вместе терпели великие скорби на Валааме, когда доходило до угроз выслать отца Феодора из обители. Всюду непонимаемый, осуждаемый и часто тяжко болевший, отец Феодор светло почил о Господе в пяток Светлой седмицы, восклицая: «Слава Богу, слава Богу <…> и я вижу наконец берег житейского моря»[72].
Последователь его, старец Леонид, в схиме – иеросхимонах Лев[73], был тем человеком, который смог утвердить истину старческого делания. Могучая, великая в своей убежденности и смиренномудрии душа старца Льва пронесла сквозь всю свою земную жизнь страдания за ближних и исповедание старчества. Душа эта своими страданиями по существу начала делание старчества в Оптиной, утвердила, укрепила, создала самую основу его.
Невозможно спокойно читать те строки из жития старца Леонида и его учеников и учениц, которые повествуют, как они были уничижаемы духовным начальством, изгоняемы, переселяемы, преследуемы и даже обвиняемы в ереси. И в этих-то горьких скорбях, в разумном и смиренном терпении выковалась та крепость старческого делания, которая стала силой и основанием, радостью и гордостью Русской Церкви. Вот страницы жития присноблаженного старца Льва, рассказывающие, как по указанию духовной власти его переводили из скита в монастырь, из одной келлии в другую. «Бывало, когда объявят ему, что велено перевести его в другое помещение, – читаем мы в житии, – старец возьмет на руки икону Владимирской Божией Матери, громко запоет: “Достойно есть…”, – и пойдет в новую келлию. Поставив икону и помолившись, тут же сядет, ни о чем не заботясь, и как будто ничего не бывало, продолжает свое дело: плетет пояски и принимает братию. Между тем приближенные его ученики вслед за старцем понесут кто книги, кто другие его келейные вещи: так он очень просто водворялся в новом своем жилище»[74].
Когда старцу Льву, уже престарелому и больному, было предписано посещать богослужения в монастыре, это тоже выливалось в народное торжество, – так чтил его простой российский люд. «Народ ждал его появления, – читаем мы ниже, – и при его выходе многие повергались на землю, целовали края его одежды, а иные громко выражали свое сострадание к нему. Между двух стен народа отец Леонид проходил не менее получаса малое расстояние от кельи до церкви, шутя отгоняя палкой слишком теснившихся к нему; все старались ухватить его руку и принять благословение. У правого клироса, где становился старец, собиралась огромная толпа народа»[75].
Старец скончался, заранее предчувствуя свой переход в иной мир; и в предсмертных страданиях он был таким же непреклонным, требовательным к себе и смиренномудрым. Любовь духовных детей, священноиноков, поддерживала и укрепляла его. Много раз по его просьбе был пропет канон на исход души. Сильно страдая, старец не мог вкушать пищи, и только Хлеб Небесный укреплял его. Последние две недели умирающий причащался почти каждый день. Умирая в тяжких телесных страданиях, старец испытывал великую духовную радость и все время благодарил Бога