Станислав Лем – свидетель катастрофы - стр. 53
Ровно за месяц до этого, 20 ноября 1943 года, командование АК утвердило план «Буря». Поскольку главной его целью был захват городов (прежде всего крупных), АК решила не щадить для этого сил. В частности, на помощь львовским аковцам должны были прийти части из Люблина и Жешува. Примерно так было и в 1918 году, но украинцы тоже помнили те события, и поэтому в марте 1944 года УПА ударила в направлении Люблина, чтобы сорвать этот план. В результате на Холмщине образовался польско-украинский фронт длиной в сто километров, продержавшийся до июля, когда командование УПА решило перенести направление удара на Пшемысль, но не успело – пришла советская армия[222]. Символичным окончанием польско-украинской схватки за Львов стала почти синхронная смерть духовных лидеров враждующих сторон. 1 ноября 1944 года скончался униатский архиепископ Львова Андрей Шептицкий – поляк, посвятивший жизнь делу украинской независимости. А спустя три недели умер и его коллега, католический архиепископ Болеслав Твардовский.
Шептицкий принадлежал к нередко встречающемуся типу «инородцев», о которых Ленин сказал, что они «перехватывают по части шовинизма». Механизмы этого бывают разные, но, как правило, оказываясь в чуждой этнической среде, человек, чтобы сойти за своего, вынужден на каждом шагу подчеркивать свою преданность интересам того народа, в окружении которого вращается. Думается, в этом корень «русофобии», поразившей позднего Лема: всю жизнь боявшийся, что кто-нибудь раскроет его происхождение, он вел себя так, словно хотел cтать бóльшим поляком, чем чистокровные поляки. Со временем маска приросла, и Лем уже не мог вести себя иначе. Отсюда (а не только из желания скрыть «роман с коммунизмом») его недомолвки и прямая ложь, которая то и дело встречается в воспоминаниях.
«Я наблюдал разные неприятные вещи, когда стал ассистентом одного польского физиолога, который приехал с Красной армией, – вспоминал Лем в 1982 году. – <…> У него было польское образование, но с коммунистическим уклоном. Он сидел на Ягеллонской улице, в маленьком театрике, который передали полякам. К нему часто приходили одетые в черное женщины, которые просили спасти арестованных сыновей <…> Что он там с ними обговаривал, не знаю <…> Раз прихожу к нему и говорю: „Извините, профессор, но к вам растет враждебность из-за этой деятельности“. А он улыбнулся и показал мне письмо со смертным приговором, а потом выдвинул полку в столе, где лежал большой револьвер. „Мне его дали советские товарищи, но я не ношу“. Вскоре потом прихожу и спрашиваю нашего старого Юзефа, на месте ли профессор, а он мне на это – да, мол, лежит в отделе патологической анатомии. „А что он там делает?“ – спрашиваю. Юзеф ничего не ответил. Ну, я пошел посмотреть, что делает профессор. Разумеется, он лежал мертвый. Получил посылку, которая при открытии оторвала ему руки, а жену ослепила. Это была работа подпольной организации»[223].
О ком это Лем? О Здиславе Белиньском – заведующем кафедрой физиологии Львовского медицинского института, заместителе председателя Союза польских патриотов, праведнике народов мира, который отнюдь не пришел с Красной армией, а провел всю войну во Львове и за собственный счет спасал евреев. Например, у Белиньского одно время укрывался корифей нейрофизиологии, пионер в области электроэнцефалографии Адольф Бек, таинственно погибший в августе 1942 года, 79 лет от роду. 8 февраля 1945 года некий человек в польском мундире передал Белиньскому посылку от знакомого из Люблина, а в посылке оказалась бомба