Станешь моей? - стр. 15
В кухне и днём и ночью кипит работа, поэтому по сторонам не смотрят. Нужно проскользнуть сразу в раздевалку для персонала. А там через задний двор до моря рукой подать.
Наверно, рассказывать это было дольше. Потому что я и оглянуться не успела, как под ногами зашуршала галька и в лицо ударил солёный ветер.
Шум набегающих на берег волн. Терпкий запах водорослей. И волшебный вечер, вдруг окутавший чернильной синевой, когда яркие огни особняка остались позади.
В мерцающем свете луны, что то и дело скрывают облака, удаётся разглядеть немного. Но то, что я вижу, мне не нравится.
Маленькая бухта почти правильной круглой формы от большой воды с одной стороны отгорожена высокой скалой, уходящей далеко в море, а с другой — цепью обломков, между крайними из которых аркой виднеется выход к морю.
«Как между Сциллой и Харибдой», — так рисуется этот вид мне.
Небольшой деревянный пирс, слева увешан снастями: мотками верёвки, плетёными корзинами, сетями. И вообще вид у бухточки не пляжный, скорее технический, рабочий, промысловый. А таблички «Купаться запрещено», воткнутые вдоль берега, и вообще вызывают уныние.
— Да, только подышать, прогуляться. Любоваться не на что, — пожимает плечами Анита. — Днём сюда на катере привозят продукты и всё необходимое. Зато ночью можно побыть наедине самой с собой, а не в этом общежитии с камерами.
— А почему купаться запрещено? — обогнув предупреждающую надпись, подхожу я к самой кромке воды. Снимаю шлёпки на блестящей гальке. Затягиваю выше колен пижамные штаны.
— Не знаю, — встаёт она рядом.
— Холодная, — вздрагиваю я, когда голых ступней касается набежавшая волна. — Но, если постоять подольше, думаю, можно привыкнуть.
— Говорят, самые отчаянные купались. А вон там, местные, — показывает она рукой на гряду, — даже сигают со скал в воду.
— Здесь есть местные? — прикладываю к глазам руку козырьком, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.
На самой крайней к берегу плоской скале мне даже мерещится мужской силуэт.
Далеко! Подойти бы поближе.
— Те, кто тут работает, не аборигены, конечно. Хотя, как знать, может, это и большой остров, с местным населением, вытесненным куда-нибудь на задворки.
— И порабощённым, — усмехаюсь я, не личное ли для неё это. — А ты часто сюда приходишь? — оглянувшись, идёт ли эта темнокожая красавица за мной, бреду я по скользкой гальке.
«А вдруг она приехала как я: заработать денег? На жизнь целой африканской деревни. Или была отправленная вождём племени на поиски лучшей жизни для своего народа?» — лезет в голову всякая хрень.
— Бывает, прихожу, — скидывает она свои тапки и тоже заходит в воду по щиколотку. — Сегодня и правда вода ледяная, — приседает она, а потом исподтишка брызгается.
— Эй, — пинаю я волну, окатывая Аниту в ответ снопом брызг и отбегаю подальше.
Она, уклоняясь, заваливается на задницу. Смеясь, поднимается и бежит следом, чтобы отомстить.
И мы визжим, толкаемся, брызгаемся, смеёмся, отступая всё дальше в воду по скользким камням.
— Да погоди ты, — останавливаюсь я, чтобы подтянуть всё же сползшие вниз и намокшие штанины.
Но вместо этого Анита толкает меня с разбега.
— Ах ты, су… — сделав шаг назад, я поскальзываюсь на скользком камне, но прежде чем спиной упасть в воду, чувствую, как ногу словно полоснули ножом.