Стальные сети - стр. 3
– Мои поцелуи стоят дорого. Сладкой песенкой их не купить.
– Не обесценивай то единственное, что есть у несчастного трубадура.
Незнакомец казался каким угодно, но не несчастным. Ему явно нравилась эта игра в охотника и в добычу. Впрочем, Вильма тоже была сыграть не против.
Ей приходилось целоваться с парнями раньше. Иногда это было смешно и нелепо, пару раз совершенно неприятно, но, случалось, поцелуи дарили щемящее, ни с чем несравнимое чувство неги. Самое странное, что по внешности мужчины никогда не угадаешь, как он на самом деле целуется. Самый нежный поцелуй на памяти Вильмы подарил молодой рыцарь, немногим старше её самой, один из первых задир, а самым грубым оказался один из отцовских пажей-чашников, с виду похожий на переодетую девицу.
– Немногое? – выразительно приподняла Вильма бровь. – У тебя серебряная арфа, шёлковые одежды, драгоценные перстни почти на всех на пальцах – неплохо нынче платят трубадурам! Думаю, на самом деле никакой ты приманиваешь доверчивых путников сладкой песенкой и промышляешь грабежом.
– Ты меня раскусила!
Незнакомец попытался её обнять, но Вильма ловко уклонилась, змеёй выскользнув из его рук и весело засмеялась оттого, что юноша выглядел раздосадованным.
– Думаешь, так легко поймать Прекрасную даму?
– Трудная добыча больше ценится!
Он вновь попытался её поймать. Вильма, быстрая и проворная, как птичка, подхватив длинные юбки, метнулась в тень пролома и мгновенно набросила на себя чары Невидимости. Молодой человек, последовав за ней, застыл в растерянности, внимательно оглядываясь по сторонам, пытаясь сообразить, куда делась беглянка.
Вильма, не шевелясь, старалась дышать как можно тише, чтобы не выдать своего присутствия. Кажется, её затея удалась! Теперь дело за малым: незаметно и неслышно дойти нырнуть в ближайшие заросли диких роз и – прощай, загадочный певец!
Даже обидно, что всё так быстро кончилось…
– Попалась!
Руки, неожиданно сжавшиеся на её плечах, были горячими, пальцы – неожиданно жёсткими. Чары соскользнули с неё в тот же миг, как незнакомец поймал её.
Вильма изумлённо охнула.
– Нет!
– Да! – довольно засмеялся он, толкая её к широкому стволу вяза, разросшемуся посреди того, что некогда было комнатой. – Я тебя поймал.
– Ты не…
– Не стану извиняться. Обещаю, в итоге мы оба останемся довольны.
Вильма рассержено забилась в его руках, бесполезно пытаясь вырваться.
– Тише, птичка. Не бойся. Я тебя не обижу.
Он держал Вильму крепко, но при этом ни одним движением не причинил боли, даже случайно.
– Всего один поцелуй.
Она замерла в его руках, всем телом, каждой клеточкой чувствуя странный ток и притяжение, что исходило от незнакомца. Шёлк под её ладонями был прохладный и гладкий, мышцы под материей – твёрдыми, как камни. Горячие камни.
– Всего один, – согласилась она, и не двинулась с места, замерев в кольце его рук, с замиранием сердца предвкушая поцелуй.
Его дыхание слабым ветерком коснулось её губ, а потом она ощутила их вкус. Губы незнакомца были гладкими, как шёлк и твёрдыми, как сливовая кожица.
Первое прикосновение напоминало вежливое знакомство. Он был осторожен, как осторожен бывает охотник, опасающийся преждевременной стремительностью спугнуть свою добычу, заставив её сорваться в бега. А потом Вильма почувствовала себя воском, оставленном на солнце, когда первые лучи несмело разогревают верхний слой, но вскоре ласковое их скольжение сменяется зноем; воск топится и тает – тает, делаясь послушным, гибким, мягким, липнущим к рукам.