Стальной лабиринт - стр. 29
В этом жесте было так много детского, что Растов невольно содрогнулся.
«Ну что за театр он устроил, этот ненормальный? Неужели их не учат, в этих их духовных семинариях клонских, как бы они ни назывались, что это реально значит быть настоящим мужиком и умереть по-мужски? Тяжело с ним… Чувствуешь себя каким-то бездушным палачом».
– Почему Нина на лифте?
– Госпожа Света очень своенравна… Несговорчива… Самодостаточна… Она хочет идти своей дорогой! И я бы позволил ей…
Растов невольно отметил про себя, что заотар, при всей своей несуразности, дал Нине Белкиной верную и полную характеристику. Капитан полуобернулся к Чориеву и приказал:
– Спусти лифт вниз! Немедленно!
Заотар тем временем продолжал:
– Госпожа Света трудно понимает то, что я ей сказал… Она не оценила пророчества… Скорее даже, не желает оценить. Но когда взойдет солнце, когда Вэртрагна взглянет на нас своими космическими глазами, а Воху-Мана войдет в ее разум… Она поймет! Она должна понять!
«Все же удивительна тяга образованных людей к насилию… – промелькнуло в голове у Растова. – Сколько раз я слышал слова «должна понять» как раз от людей интеллигентных! Не понимает, но должна! Не хочешь понимать? Мы заставим! А кто будет плохо заставляться, плохо понимать, того возьмем… да и в расход! Потому что такие непонятливые нам, таким духовным, не нужны. А вообще-то мы за нежность, за терпимость и за любовь к ближнему во всей его хрупкой самобытности…»
Однако озвучивать свои мысли Растов не стал. Были темы погорячее.
– Кто находится здесь с тобой кроме водителя и Нины? Другая охрана у тебя есть?
– Вообще-то есть… Но не здесь.
– Не врешь? – Растов красноречиво качнул стволом пистолета.
– Нет-нет! Что вы!
– Что ты сделал с Ниной? Ты колол ей какие-нибудь вещества? Чтобы она лучше «понимала»? – Растов знал странноватую манеру клонов чуть что прибегать к помощи матери-химии.
– Нет! Я считаю эти методы бездуховными! Слово заотара должно быть сильнее любых веществ! – заявил конкордианец напыщенно.
– Оно конечно, – кивнул Растов, ловя себя на мысли, что заотар почти не вызывает у него ненависти. Скорее уж смесь отвращения с желанием не сильно, но все же больно наказать – как подростка, который справил малую нужду в подъезде.
Чориев и Нина все не шли.
Однако характерный шорох движущегося лифта – он доставлял людей к обзорной площадке на вершине кряжа – был уже отчетливо слышен.
– Еще раз, для протокола, – сказал Растов, выдергивая из штанов заотара брезентовый ремень – им он запланировал Кави-усана связать, чтобы тот не пытался смыться. – Что ты хотел сделать с Ниной?
– Странный ты человек, друджвант! – сказал заотар с досадой. – Разве не видишь, что я собирался говорить с богами? Я собирался взять Госпожу Света в жены! Я собирался показать ей сияние Истины, из нитей которого мы соткем ковер нашего с ней бытия!
«Ковер бытия… Господи…»
Растов стиснул челюсти и заиграл желваками. Не то чтобы метафора («ковер бытия, сотканный из нитей сияния Истины») была какой-то особенно отвратительной и неточной. Растов отдавал себе отчет в том, что злит его совсем другое. Теперь он был уверен, что это у него с Ниной будет совместный ковер. У него с Ниной. И больше ни у кого.
– А потом?
– А потом – жизнь! Потом мы бы жили с ней жизнь! – Влажные, чуть навыкате глаза заотара глядели куда-то за горизонт.