Стальной лабиринт - стр. 18
Вскоре выяснилось, что пленные так умаялись за двенадцатичасовую смену на фабрике, что и впрямь спали без задних ног. И никто из них даже не слышал, как во двор их тюрьмы въехали грохочущие машины-спасители.
Да, пленные действительно работали! Двенадцатичасовую смену!
Но вовсе не потому, что Великой Конкордии вдруг захотелось высокосортного шелка с планеты Грозный – того самого, о котором знатоки отрасли слагали поэмы в прозе. А потому, что дирекция «Золотого Канала» решила: чтобы угодить Народному Дивану, нужно снять цикл репортажей с широким общественно-политическим звучанием. О том, как друджванты, изъятые бриллиантовой рукой Ахура-Мазды из своей упадочнической и паразитической среды, познают радости честного производительного труда на благо дружбы народов. (Бенефициантом таковой подразумевалась знающая толк в прекрасном аристократия Великой Конкордии, для которой-то и понашьют из этого шелка постельного белья, трусов и халатов.)
В репортажах планировалось показать русских танкистов (как раз из роты Растова), потеющих в прожарочном цеху, где коконы шелкопряда подвергаются тепловой обработке, чтобы в них издохли личинки. Вчерашних пехотинцев, которые, отмывшись и отъевшись, надели чистые комбинезоны и помогают роботам отквашивать коконы. Самоуглубленных медичек, прилаживающих подготовленные коконы на разматывальные станки. Крупным планом – по-детски милое личико в веснушках и две рыжие косы, спускающиеся на плечи из-под белой косынки…
– Мы шли на шедевр! Мне нравился буквально каждый кадр! – с фирменной клонской страстностью вещал руководитель съемочной группы, теперь Растов зачем-то знал, что его зовут Дихр. – У русских моделей такие выразительные лица! В них столько духовности, столько связи с Небом! – Дихр мечтательно закатывал глаза.
– А что с ранеными? – почти не слушая болтовню Дихра, спросил Растов у Суботы.
– Сказали, один скончался еще вчера. Но двое других чувствуют себя боль-мень… Сейчас их принесут на носилках, я уже распорядился.
– Как фамилия… скончавшегося?
– Кажется, Дужкин… Или Дугин.
Несмотря на то, что новость была печальной, Растов вздохнул с облегчением. Главное, что не Хлебов.
Вскоре во двор потянулись спасенные.
Первыми высыпали семь пехотинцев во главе со старшим лейтенантом. Ни одного из них Растов не знал.
Старлей подошел к нему, отдал честь и представился:
– Старший лейтенант Танич, 57-й отдельный охранный батальон. Защищали спецобъект в Шахтах. Были атакованы танками противника, попали в плен.
– Давно? – спросил Растов.
– Дней пять уже… Сразу начали готовить побег! – поспешно добавил старлей, которому в глазах капитана-танкиста почудился незаданный вопрос. – А потом клоны привели пленного инженера Оберучева, он был знаком накоротке с дирекцией завода. Именно Оберучев навел меня на мысль о почтовых голубях и составил шифрованную записку… Представляете? У него, оказывается, фотографическая память! Шифрует что угодно на лету! Говорить шифром может!
– Внушает.
– Нам с Оберучевым удалось отправить трех птиц. Вы наше послание получали?
– Получили одно. Благодаря ему мы здесь.
Старлей просиял.
– Ну слава богу!
– Не то слово… Слушайте, старлей, а куда подевалась охрана?
Танич пожал плечами.
– Похоже, разбежались… Все до последнего гаврика. – На лице пехотинца не было и тени удивления, словно Танич не сомневался: в аналогичных обстоятельствах он лично поступил бы так же.