Стальное сердце - стр. 4
– Тимофей, это ты?
– Ты ошиблась, – сказал Тим, бросая трубку.
Он выбрал одну из пол-литровых бутылок. Открыл банку капусты, достал вилку, отвинтил пробку. Не присаживаясь, сделал из горлышка три больших глотка, запрокидывая бутылку повыше. Пусть организм не жульничает, а будет вынужден проглотить действительно много. Чтобы поставить на стол опустевшую на треть бутылку, пришлось схватиться за холодильник.
Телефон зазвонил. Тим смахнул набежавшие на глаза слезы, уселся за стол и в несколько секунд жадно сожрал полбанки капусты. Закурил. И ему стало легче, легче, еще легче, совсем легко. Он снова отхлебнул, прожевал, затянулся, придвинул к себе пепельницу, снял трубку и буркнул:
– Доброй ночи.
– Доброй ночи! – эхом передразнила девушка. – Ты мне ничего не хочешь сказать?
– А чего бы ты хотела?
– Скотина!!! – заорали на другом конце провода и с грохотом дали отбой.
Тим рассмеялся. Он пересел со стула в глубокое кресло, поставленное к столу боком и занимающее в кухне все свободное место. Подвинул к себе водочную стопку и наполнил ее до краев. И поднял трубку, едва раздался первый звонок.
– М-да?
– Тебе не приходит в голову, что следовало бы передо мной извиниться? – осведомилась девушка.
– Сомневаюсь.
– Ах, он сомневается! Ты как со мной разговариваешь?! Ты жалкий, никчемный, бездарный, лупоглазый, кривоногий…
– Ой, ой, ой, ой… – пробормотал Тим, морщась и кладя трубку на стол. Под доносящиеся из мембраны неразборчивые вопли он поднял стопку на уровень глаз, посмотрел сквозь нее на мир и кровожадно усмехнулся. Выпил, помотал головой и рассмеялся счастливым беззаботным смехом.
Телефон давился частыми гудками. Тим взял банку капусты и методично очистил ее до дна. Поджег забытый в пепельнице окурок. Посмотрел на часы и тяжело вздохнул. «Полпервого ночи. Нельзя было рано ложиться. Засыпать нужно на рассвете, когда силы зла уже не так властны над миром. А ночью следует бодрствовать, чтобы голова была напряжена и в нее не могли влезть. Неужели только так? Плевать. Сейчас плевать. Вот я добью бутылочку, откупорю другую, включу музычку, возьму книжечку – и когда рухну в кровать, это будет такой отруб, что ни одна сволочь до меня не достучится. И сны я увижу обычные – яркие, светлые, интересные. В этих снах я буду нужен множеству людей и смогу для них сделать много хорошего».
Тим положил трубку и тут же поднял ее снова.
– Не надоело? – осведомился он довольно агрессивно.
– Ну и скотина же ты!
– Про скотину уже было.
– Ты скотина, скотина, скотина! Ты предатель! Ты грязный лживый двуличный предатель! Чего стоят все эти твои красивые слова, которые ты мне говорил, а?!
– Да я их тебе уже полгода…
– Подлец! Ничтожество! Предатель!
– Положим, если кто и предатель, так не я…
– Скотина! Я за все свои ошибки попросила у тебя прощения! Честно и откровенно! А ты…
– Ты действительно ничего так и не поняла, – заключил Тим, горестно кивая своим мыслям.
– А что тут понимать?!
– Я совсем не тот мужчина, что тебе нужен. Я ушел. Я не вернусь.
– Да какой ты мужчина?! Ты тряпка, ты слабак, ты ничтожество!
– Шла бы ты в глубокую задницу, – попросил Тим и бросил трубку на рычаги. Снял ее и положил на стол. Налил и выпил. Встал, глотнул воды из чайника. Проделал несколько замысловатых пассов руками, будто оглаживая свое тело. Застыл в странной расслабленной стойке, будто готовясь к рукопашному бою. И неожиданно легко «щелкнул».