Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945 - стр. 35

Команду вызвали наверх, и старпом объявил, что капитану присвоили звание лейтенанта, а помощнику главного механика – младшего лейтенанта. Когда появился командир, старпом доложил по форме и поздравил его от имени команды. Командир поблагодарил экипаж, то же сделал и младший лейтенант, который был уже слегка навеселе. Командир выделил палубной команде три ящика пива, по 62 бутылки в каждом; трюмные получили два ящика.

– Живьем мы отсюда не выйдем. Похоже, нам крепко достанется, – сказал Бюлов, когда они вернулись к себе.

– Сегодня нам надо поменьше пить, – произнес Штолленберг.

Хейне высказал предположение, что благоразумнее было бы провести вечер на берегу. Он панически боялся крупных ссор, и, хотя тщательно скрывал свой страх, он так и сочился у него из глаз. Хейне был довольно мощного телосложения, но никак не мог преодолеть глубоко укоренившегося страха получить удар в лицо, избавиться от него не помогла даже работа в рыболовецком флоте. Ему казалось, что его голова сделана из стекла и разобьется от малейшего прикосновения. Поэтому он вступал в драку только тогда, когда основная работа была уже сделана другими.

– Останемся здесь, – сказал Штолленберг. – Это дело чести. В конце концов, мы их нагрели на пятьсот марок.

– Но мы же старались для Доры, – напомнил Хейне, взглянув на Тайхмана. Однако тот сделал вид, что это его не касается. С возмутительным спокойствием он разбил второе яйцо о край тарелки, намазал толстенный слой соленого голландского масла на тоненький ломтик хлеба и положил сверху кусок ветчины.

Питт назначил Бюлова и Фёгеле дежурными по столовой.

– Хорошо, – сказал Тайхман, – но они будут обслуживать только стол по левому борту.

– Ну уж нет. Они будут обслуживать оба стола, – заявил Питт.

– А я говорю, что любой из нас, дежуря по столовой, будет обслуживать только наш стол, – сказал Тайхман.

– А, я понимаю – ваши благородия гнушаются мыть за нами тарелки.

Тайхман подумал, что не стоит затевать драку так рано, но на всякий случай сунул в карман свои наручные часы. В это время раздался звонкий шлепок. Питт стоял, потирая левую щеку, – Бюлов ударил его по лицу.

Звук пощечины получился очень смачным, да и зрелище – что надо. Но это был совершенно новый и доселе невиданный среди моряков способ начать драку. Питт слегка опешил. За все проведенные в море годы с ним не случалось ничего подобного. Пощечина уместна в пансионе для благородных девиц, а вовсе не на корабле; для моряка это смертельное оскорбление. Бюлов же об этом не догадывался. И еще он не знал, что противника надо вывести из строя как можно раньше, если не хочешь, чтобы он вывел из строя тебя. И Питт показал ему, как это делается, ударив его ногой в промежность и при этом добавив:

– Теперь он не скоро встанет.

Через секунду Питт рухнул на пол рядом с Бюловом. Это сапог Тайхмана въехал ему в живот, и Питт сложился, словно перочинный ножик. Моряки с правого борта приготовились к потасовке. Моряки с левого борта вначале заняли выжидательную позицию, не желая стать следующими жертвами. И только Фёгеле не встал со своего места. Он, словно загипнотизированный, смотрел на Бюлова, который со стоном катался по полу.

Лёбберман бросился на Штолленберга. Ну, этот безобиден, подумал Тайхман, Эмиль с ним легко справится. Он увидел, что Остербур вытащил свои вставные зубы, но тут же нырнул головой вперед, заметив, что Штюве собирается ударить его бутылкой, полной пива. Удар пришелся по спине, причинив ужасную боль. Тайхман схватил Штюве за волосы, пригнул его голову и двинул коленом в подбородок, после чего Штюве надолго отключился.