Сталинский дворик - стр. 3
– Если ты, тварь, Семеныч, лифты через два часа не пустишь, я тебя, тварь, Семеныч, зарою нахрен!
– Федор Платонович, – отвечает Семеныч, – у меня же руки трясутся после вчерашнего, к чему такая спешка?
– Семеныч, – вопит Федор Платонович, – ты хоть помнишь, какой сегодня день? День выборов нашего Любимого Президента! Если из-за тебя, тварь, Семеныч, никто не придет на выборы или, не дай бог, проголосует не за нашего Любимого Президента, я тебя, тварь, Семеныч, обесточу!
Семеныч положил трубку, закрыл глаза, досчитал до ста. Вызвал Сережу. Горестные и грустные, они пошли по району в надежде успеть пустить лифты до вечера, потому что это очень важно для нашей любимой страны.
Они пускали лифт за лифтом и думали, что из-за их безалаберной расхлябанности и привычки к горячительным напиткам наш народ на ближайшие шесть лет может лишиться своего Президента.
У них тряслись руки, их три раза било током, они чуть не раздавили трех кошек и двух старух, но ровно к пяти часам вечера судьбоносные железные машины загудели по высотным трубам нашего района Люблино.
Одухотворенный, просветленный народ, полный любви и глубоких чувств, пошел к избирательным участкам, чтобы выразить свою признательность и обожание, и поставить где надо галочки, и опустить куда надо бюллетени, и пойти потом куда надо для празднования и вдохновения.
Вечером Семеныч с Сережей стояли в промасленных синих ватниках на крыльце пивного ларька, курили «Донской табак», вместе со всеми ощущали единство земли и народа и понимали, насколько умен и хорош наш Президент.
А потом легкие перистые облачка накрыли район Люблино, наступила мгла, из которой в разные стороны из девятиэтажек расходились лучи света. Гудели лифты, плыл запах жареной картошки, где-то ненавязчиво из дома культуры играл гимн России, в снегу возились дети.
Станция «Люблино»
Вчера поезд проехал станцию метро «Люблино», не открыв дверей. Он, как обычно, притормозил, засеменил мелкими шажочками, мы все встали и пошли к выходу: я, Федор Платонович с кожаным портфелем, две розовые девушки с короткими стрижками и айфонами, Анна Михайловна с сумкой, из которой торчала голова копченой кеты, и еще человек пятнадцать.
Поезд постоял на станции, подумал, но двери не открыл и помчал до «Братиславской». Хотя все в вагоне заметили странное происшествие, никто ничего не сказал, никто не проронил ни звука, никому не пришло в голову судорожно жать на кнопку связи и истерично орать машинисту, что мы едем мимо, только у Анны Михайловны копченая кета в пакете чуть приоткрыла зубастый рот.
Я представил Судный день. Он начнется так же. Все москвичи будут ехать на работу. Читать Сенчина и Пелевина, сидеть в социальных сетях, лайкать Тимати и Бузову, слушать Монеточку и Гречку, и тут вдруг, без объявления, все поезда вместо следующих станций отправят в длинные светящиеся туннели, в конце которых будут стоять ангелы в фирменных желтых жилетках метрополитена и производить нехитрый отбор. Причем, по каким принципам он будет происходить, москвичам будет непонятно. В Рай попадут и любители Рахманинова, и поклонники Славы Сэ. Видимо, никого наверху не волнует, что ты на самом деле здесь делал, главное, чтобы электронные тестеры в руках ангелов светились зеленым.
На «Братиславской» весь вагон молча перешел на противоположную сторону платформы и дождался обратного поезда. Мне думалось, что обратный поезд тоже проедет «Люблино», но он остановился, и машинист весело и немного развязно, с хрипотцой Высоцкого произнес: «Станция “Люблино”, следующая станция “Волжская”».