Сталинизм. Книга 1. Без царя в голове - стр. 9
Другим вопросом было то, что власть в России в лице династии Романовых – была ничуть не хуже, а может даже и лучше Бурбонов. Еще Пушкин сказал – все Романовы революционеры. Отмечу – не все, а каждый второй. В 19 веке это выдерживается – прогрессивного Александра I сменяет консерватор Николай I, которого сменяет прогрессивный Александр II, которому наследует ретроград Александр III. Причем все прогрессивные монархи – были прогрессивными не по принуждению, они искренне верили в необходимость реформ. И лишь несчастный Николай II выпадает из этой цепи – он, по сути, махровый реакционер, дал России первый в ее истории конституционный акт, но дал вынужденно, и впоследствии не мог себе этого простить. И другие реформы он проводил в основном вынужденно – хотя технически он был прогрессистом. Если бы он был истинным реформатором – многое могло бы пойти иначе.
Реформы Александра II одновременно с ускоренным развитием русского общества, появлением первой массовой прослойки людей с высшим образованием породили трагедию русского революционерства. Власть была готова на ограниченные и постепенные реформы с расширением свобод. Образованное общество считало, что свободы должны быть все и сразу, но главное – их надо вырвать из рук власти, а не получить их добром. Кроме того, русские революционеры имели самые смутные и примитивные представления о том, как же должно быть устроено государство после их победы. Они считали, что достаточно свергнуть старую власть и предоставить народу права – и народ в силу своей природной доброты и прочих положительных качеств – сам определит, как ему дальше жить. До самого 1917 года интеллигенция не имела и не хотела иметь четкого образа желаемого государственного устройства. Все говорили о том, что необходима конституция, но никто не знал – какая. Конечно, частично в этом виновата и власть – интеллигенция рождалась в условиях отсутствия парламента и ограничения публичной политики – потому ей не приходилось ни предлагать что-то конкретное, что можно прописать в законе, ни отвечать за свои слова и действия результатами на выборах. Интеллигенция отличалась постоянной и безответственной говорильней. Интеллигентность – поза и готовность жертвовать, а не менять. Но и сама интеллигенция виновата.
Вина интеллигенции заключается как раз в ее максимализме и принципиальном отказе от принятия уступок властей. Вместо того чтобы совместно работать и расширять пространство свободы – интеллигенция взяла курс на конфронтацию. Что еще хуже – интеллигенция избрала врагом мещанство и обмещанивание (то есть буржуазное развитие общества), и тем самым вступила в конфликт с той частью общества, которая как раз и нуждалась в легальных политических правах и могла их переварить, применить себе и стране на благо. По сути, если власть своими реформами пыталась создать значимый имущий класс – то интеллигенция рьяно защищала нищету. Точнее даже не защищала, а требовала консервации нищеты, как части русского своеобразия и неотъемлемой черты русского народа. Русский – значит бедный.
Таким образом, интеллигенция взяла курс на оппозицию к парламентаризму и политическим свободам, потому что это мешало делать революцию. О враждебном отношении к свободе как таковой – упоминал например, Нечаев.