Сталинград. Том третий. Над нами мессеры кружили - стр. 23
– Ну, вот что! – Арсений Иванович молодецки поднялся. – Да что ж мы, скажи на милость, ровно чужие, ей – Богу! Такое событие…да в сухомятку жуём! Не-ет, так не годится, майор. Эт-то дело надо обмыть. А ну, давай ко мне пулей в машину!
– Нэт, не могу, – категорично возразил Танкаев.
– Как так? – Арсений досадливо облизал пересохшие губы, пошевелил бровями и повернулся спиной к солнцу.
– У меня приказ, начштаба…Жду пополнение, – оставаясь на месте скрепил Магомед.
– И я»! – прикусывая кончик уса, весело поддакнул комбат. – Но так оно завтра будет. Я только что от связистов. Со штабом дивизии, разговор имел. Эшелон с нашим пополнением завтра ждут. Немцы разбомбили железнодорожные пути под Калачом.
– Точно, завтра?
– Обижаешь, майор. Я ещё в своём уме, с огнём не играю. Эх, «Мишка, Мишка, где твоя улыбка…полная задора и огня». Давай, давай, джигит, в машину ко мне, знать ничего не желаю! Нет, ты скажи на милость…Живой, целёхонький…Бравушки!
…Они насилу протолкались сквозь густые ряды, мимо бурых, обожжённых затылков, душных шинельных скаток через плечо, вещевых мешков, раскалённых на солнцепёке касок, котелков и сапёрных лопаток…
– Ну и путина, чёрт ногу сломит, – одёргивая гимнастёрку, поправляя фуражку гремел комбат, шаря взглядом окрест. – А где ж Валерка – водила мой? Скажи на милость, куда засранец отогнал «виллис»?
– Да вот же, – Магомед кивнул в сторону сгоревшей мельницы.
– Точно, он. Горо-охо-ов! Газу-уй сюда! Щас, щас, Михаил. Момент. Всё сделаем. Всё путём. Вс по ранжиру: сядем рядком, поговорим ладком. Во-он моё хозяйство! – он выбросил вперёд правую руку. – Видишь, красны1й лоскут над избой. Вот там и окопался. Таких только три дома и уцелело, а станица-то была будь-будь…На двести с гаком дворов. Мы её бедовую уже без тебя, отбивали у фрицев. Ребят полегло тьма… – его голос предательски задрожал, ожесточившийся взор затуманился, по крупному лицу блуждала судорога. Но, сгорстив волю в кулак, он продолжил:
– Тут и молочная ферма была, и ремонтные мастерские, и хозблок…А-ай..словом, всё как положено. Жили люди, понимаешь…Работали, влюблялись, свадьбы играли, детишек рожали, жизни радовались, мечты имели…А тут, налетели злые ветры!..Ненавиж-жу гадов! Всех, все-ех к стенке до единого! Видит Бог, рука бы не дрогнула. Ведь они нелюди, здесь всех баб и детей малых…кого штыком, кого пулей…Слышал, пожалуй, как наш брат из колодцев трупы детей доставал?.. – добрые, с травяной зеленцой, глаза комбата вновь налились лютой кровью, ноздри дрожали. – Детишки-то…мал мала меньше…Сам видел…Оно-о! Груднички, от мамкиной сиськи отняты…Самый большой, – синеватая бледность облила скулы Арсения Ивановича, – не выше твоего сапога…Так-то они, Миша с нами… – мотая сырым красным лицом, страшно хрипел комбат. – Им всё едино: русский ты, аварец, грузин, белорус или хохол…Да, что мы-ы? Детей наших малых подбрасывают на штыки…Жён, дочерей наших на потеху насилуют скопом…Потом сгоняют в сарай, как овец, и живьём…Живьём сжигают!
– Хватит! Остынь! Зачэм это мне говоришь? – остребенился Танкаев. – Эйй, что я! – вчера родился? Сегодня на фронт пришёл, да?!
Но Воронов, будто не слышал:
– Вот, дали им сукам по зубам под Москвой, под Воронежем – ищите наших!..Так они – сволочуги, – вкось усмехнулся комбат, с вспыхнувшей ненавистью глядя в сторону покрытого дымами пожарищ горизонта, – принцип выжженной земли выдумали. За армейскими частями, теперь у них ещё зондеркоманды…каратели, значит, все дворы – закуты и леса прочёсывают. Камня на камне не оставляют собаки! Зоны «опустошения», «покоя и тишины» для себя гниды делают. Хер вам, а не покой! – раздувая ноздри, злорадно хохотнул комбат. Партизан б…и бояться – это правильно! Но гибнут-то, Михаил, женщины, дети и старики…Все деревни вокруг выжгли фрицы, – шаром покати! Одни мослы печных труб торчат, да дичалые стаи псов в поисках трупов рыщут. Гады-ы! Твари! Хуже зверья дикого!! Мать вашу… – матерно, зло, задыхаясь, харкал ненавистью комбат, слепо хватаясь за кобуру ТТ.