Сталинград. Том третий. Над нами мессеры кружили - стр. 15
Адольф Гитлер, коий к этому времени потерял живой интерес к Кавказу, поручил командование группой армий «А» фон Клейсту, а сам, со своим генеральным штабом, полностью сосредоточился на операции по захвату Сталинграда.
Между тем, вынужденный перейти к обороне Клейст сознавал, что разбросанные на огромном пространстве войска Оси не в состоянии добраться до стратегических бакинских нефтяных месторождений. Увы, ему оставалось лишь предпринимать чудовищные волевые усилия, чтобы удержать свой слишком растянутый фронт.
В середине августа в ходе нового яростного наступления войска 6-й немецкой армии наголову разгромили в излучине Дона 1-ю гвардейскую и 4-ю танковые армии и атаковали во фланг 62-ю армию на рубеже Клетская-Суровикино. Под жесточайшим давлением противника советские войска отступили к Дону. Теперь ключевым пунктом фронта становился – Сталинград, и каждая из воюющих сторон лихорадочно наращивала свои группировки в преддверии битвы за этот стратегически важный город.
В состав советского Сталинградского фронта входили: 1-я гвардейская, 4-я танковая, 21-я, 24-я, 63-я и 66-я армии – 415000 человек, более 200 танков и 2000 орудий и миномётов; в состав Юго-Восточного фронта – 51-я, 57-я, 62-я и 64-я армии – 160000 человек, 80 танков и 1450 орудий и миномётов.
Со стороны Вермахта на этом участке действовали 6-я армия генерала Фридриха Паулюса – 440000 человек, 450 танков и 5300 орудий и миномётов; а так же 4-я танковая армия генерала Германа Гота – 159000 человек, 2100 орудий и миномётов.
Как Бог свят! Сталинград притягивал к себе немецкие войска, как магнит, и его захват имел для Гитлера огромное психологическое и даже мистическое значение. Фюрер был просто одержим этой мыслью.
Точно так же и для Иосифа Сталина удержание этого города стало наиглавнейшей задачей. Он требовал, что бы город был удержан любой ценой. Тем более, что он прекрасно сознавал – в случае потери Сталинграда – Москва окажется открытой и уязвимой для фашистского удара с юга.
* * *
…Нестерпимый зной нарастал. Чёрт знает, сколько было градусов, но столбик термометра явно зашкаливал, не рассчитанный на такую жару. Полуденный зной был непрерывен, безнадёжно ровен и глубок. Тяжёлый рокот моторов и неровный топот ног людских и лошадиных, захлёбистое ржание последних и монотонный скрежет железных колёс, дробящих мелкий камень в муку, тяжёлое, надорванное дыхание, безостановочно текущих за горизонт солдатских колонн, – сводило с ума и казалось диким вымыслом, тяжёлым бредом обезумевшей от войны земли. Раскалённый воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние ряды пехоты на дуговатом подъёме, орудия и лошади, танки, грузовики и повозки, казалось, отделялись от тверди и беззвучно плазменно колыхались – словно не живые – то шли полки, а армия бесплотных теней. Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе орудий, винтовок и миномётов, на скошенной броне танков и самоходок, на каждой металлической пряжке и пуговице зажгло тысячи крохотных ослепительных солнц, и они отовсюду, с фронта и флангов, снизу и тыла забирались в глаза, огненно-белые, острые, как концы добела раскалённых штыков.
…Войска шли по исконным донским казачьим землям: просторным, некогда вольным, что с прадедовских времён славились достатком и лихой воинской удалью, богатыми станицами – куренями, числом вострых шашек и гордых красавиц, хлебом, пастбищами, тучными стадами скота и «бессчетной» птицей. Но теперь…Безносая сука война прокатилась испепеляющим огнём и по донской земле, не оставив камня на камне, развела – разметала пути и судьбы людей, не дав надежды, – сойдутся ли они когда вновь. Цветущие курени, куда в былые времена возвращались казаки хозяевами или жданными – дорогими гостями, теперь не полнились радостью. Глухая тоска прижилась и курилась грязными дымами над обезлюдевшим краем, навсегда потерявшим своих родных и близких. Многих, очень многих защитников ныне не досчитывался воспетый в сказаниях и песнях многострадальный Дон – растеряв их на различных фронтах от Бреста и до Москвы; трупами полегли они и истлели под набатную орудийную панихиду, и теперь позаросли бурьяном высокие холмы и курганы братских покоищ, прибило их дождями и ливнями, позамело песками и сыпучим снегом. И сколько ни будут простоволосые казачки по зову сердца выбегать на пустынный шлях и с надрывной надеждой глядеть из-под ладоней, – нет…не дождаться им никогда милых сердцу! Сколько ни будет из опухших – выцветших глаз ручьится слёз, – не замыть горькой полыни – тоски! Сколько ни голосить в дни годовщины – поминок, – нет…не донесёт ветер их криков до Бреста, Белостока и Гродно, до Орши и Минска, Киева, Пскова и Новгорода, до Нарвы и Ленинграда, Волоколомска, Можайска и Москвы, до осевших рвов их безымянных могил!..