Сталинград. Том четвёртый. Земля трещит, как сухой орех - стр. 22

– Язвить тебя в душу, поганца…И без тебя тошно, будь ты не ладен…

Дядька Митяй, прижимая к груди ноздрятый ствол ППШ, ещё ниже пригнулся к земле, не в силах унять сыпкую дрожь пальцев, пронизываемый стыдом.

* * *

Танкаев раздражённо скользнул глазами по тусклой полуде неба. В дрожащих от напряжения зрачках отразился латунный свод, по которому ползли тёмные груды облаков, шаг за шагом пожирая пространство. Тучи клубились, тёрлись боками, медленно и тяжко меняли очертания разбуженных чудовищ и неохотно продвигались вперёд, точно их самих, против воли, гнала какая-то фатальная, страшная сила.

Свет дня приобрёл тёмно-жёлтый мутный оттенок, словно моча в отхожем ведре после ночи пьянки.

Чу! Ветер так же внезапно, как начался, прекратился. Редкие деревья, полуразбитые вагоны, стояли абсолютно неподвижно. «Как в горах…перед сходом лавины… – подумал Магомед. – Ложная тишина, опасная…точно в зимнем ущелье». Интуиция горца, какое-то волчье чутьё, подсказывало: что-то неимоверно мощное, огромное накатывалось с северо-запада, чтобы заполнить эту вакуумную пустоту!

…Комбат Воронов с тревогой посмотрел по сторонам.

«Что б тебе, на штыке торчать!» Теперь и он , и комбат Танкаев, и другие командиры, замеревшие в оцепенении вместе со своими бойцами, видели его…Этого Дьявола пылевых бурь, – жёлто-бурую волну, мчавшуюся по косой, закрывавшую весь западный горизонт, но продолжавшую надвигаться в полной гнетущей тишине.

«Разбуженный Шайтан природы… – тупо стучало в висках Танкаева. – Кто его потревожил? Кто разбудил? Дэлль мостугай! Во всяком случае…воздушная волна, накатившая первой, похоже, растянулась на многие километры. – Да-дай-и! Вот уж в десятку: «Не верь тишине перевала, смеху женщины и улыбке хана»».

По самым скромным его прикидкам глубина второй идущей волны бури достигала самое малое 20-30 километров. «Скорость? – мозг Магомеда с трудом цеплялся за горский опыт, как за последний оплот трезвого мышления. – Похоже, 40-50 километров»…

Казалось, сама Волжская степь из края в край взлетела в небо и покатилась на Сталинград волной смешанного буро-красно-жёлтого цвета.

«И всё же кто…её разбудил? Кто поднял на дыбы и пустил в скач?!» – не желая верить в очевидное, твердил ошеломлённый разум.

…Заворожённые, они смотрели, как катится волна, грозившая погребсти и их, в том числе под толщей пыли, песка и земли. В следующее мгновение полк услышал тонкое гремучее шипении. Это колючая пыль, как наждак, сдирала кору и листья с деревьев.

Магомед знал не понаслышке, что такое песчаные бури. В Дагестане, особенно низменном, в кумыских пустынях, они не редкость. Знал и то, что после такой волны, – земля будет голой, как кость.

Со змеиным шорохом сыпался песок на стоявший неподалёку комбатский «виллис», засыпая его открытый салон, проникая в щелястую решётку его радиатора.

– Осинцев! – гневно крикнул своему новоиспечённому водителю Танкаев.

– Я, товарищ майор! – громко отзвался тот, укрываясь рукой от пыли.

– Какого…клювом щёлкаеш-ш! Нэмэдля отгони машину за холм. Зачехли мотор!

– Есть! – гаркнул Лёшка Осинцев и, прыгнув козлом за руль, утопил ногой педаль газа.

– Товарищ майор! Товарищ комбат! Солдаты…Прикажите…– глаза, подбежавшего взводного лейтенанта Санько едва не выскакивали из орбит. Паника его дошла до предела, когда он услышал хрясткие поскрипывания всех деревянных сочленений огромного эшелона, редких деревьев, кустов, которыми была небогата волжская степь. Казалось, костоправом ставились на место вывернутые из суставов мослы.