Сталин против Зиновьева - стр. 33

. Приняв несколько решений по существу заявления Сталина и Серебрякова, ПБ постановило: «Сообщить т. Сталину, что Политбюро считает абсолютно недопустимым подкреплять свои деловые требования ультиматумами и заявлениями об оставках»[221]. Теперь, в 1923 г., на заседание Политбюро вызвали, по распоряжению сталинского Секретариата ЦК, формировавшего повестку дня заседаний ПБ, Е.А. Преображенского.

27 июля 1923 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) присутствовали помимо генсека члены Политбюро Л.Б. Каменев, А.И. Рыков и И.В. Сталин, кандидат в члены Политбюро Ян Эрнестович Рудзутак (участвовал в голосовании, поскольку на заседании были далеко не все члены ПБ), члены ЦК Георгий Леонидович Пятаков, Карл Бернгардович Радек, Христиан Георгиевич Раковский, Александр Петрович Смирнов, Григорий Яковлевич Сокольников, а также председатель ЦКК В.В. Куйбышев и члены Президиума ЦКК Арон Александрович Сольц, которого прозвали «Совестью партии», и Исаак Израилевич Шварц[222]. Рассмотрев «Заявление т. Преображенского», Политбюро подтвердило решение о нецелесообразности какой бы то ни было дискуссии по вопросу о продаже водки. Кроме того, Политбюро признало письмо Е.А. Преображенского «недопустимым по тону и непозволительным по содержанию»[223], удовлетворило просьбу Е.А. Преображенского об освобождении его от работы в «Правде» и назначило до возвращения из отпуска главного редактора Н.И. Бухарина временную коллегию по руководству Центральным органом партии в составе К.Б. Радека, А.С. Бубнова, С.А. Лозовского, М.Н. Лядова, Н.Н. Попова и Е.М. Ярославского[224]. Что характерно, «Совесть партии» в данном случае (как и во многих аналогичных) промолчала. Через два дня Е.А. Преображенский написал в письме Н.И. Бухарину, что на заседании Политбюро «Ст[алин] сказал ряд грубостей мне (письмо-де граничит с мясниковщиной и т. д.)»[225]. Преображенскому предложили (предложил, судя по всему, генсек, это очень на него похоже[226]) взять назад и письмо, и отставку. Евгений Алексеевич отказался.

Преображенский написал Николаю Ивановичу, что если Бубнов не станет вносить никаких «новшеств», а Ярославский и Радек будут работать в Центральном органе РКП(б), прерывать отпуск обязательно. «Вы меня будете всячески ругать, я знаю, – написал Преображенский. – Но должен Вам сказать, что я, по совести, иначе не мог поступить. Когда готовится крупная политическая ошибка, я, как член партии, не могу не протестовать в интересах того, чтобы внести и свою лепту в продотвращение ошибки»[227]. А далее вскользь Евгений Алексеевич наменул на то, как принимались решения в Политбюро ЦК РКП(б): «В связи с тем, как готовятся к проведению этого архиважного (политически, а не экономически) вопроса, а также в связи с другими аналогичными фактами (назначенные секретари и т. д.) я пробую социологически все это проанализировать, и выводы получаются неутешительные»[228]. Следует заметить, что помимо письма Е.А. Преображенского Н.И. Бухарин получил письмо от М.И. Ульяновой – с вызовом в столицу, где «все бунтуют»[229].

Не позднее 30 июля Н.И. Бухарин написал из Кисловодска, в котором он находился на отдыхе и лечении, в Москву Л.Б. Каменеву: «Это свинство так интенсивно проводить в жизнь свои собственные инструкции! Этим весьма пользуется [нкц] (нарком по делам национальностей, намек на Сталина. –