Сталин против Лубянки. Кровавые ночи 1937 года - стр. 23

. Не исключено, что это произошло в присутствии самого Молотова: он находился в кабинете Генерального секретаря, когда в него в 14.55 вошли Ежов, Ягода, Агранов и Молчанов[107]. Последний, торжествуя и красуясь, выложил на стол заседаний «специальную карту, наглядно представляющую, когда и через кого Троцкий участвовал в «террористическом заговоре». Паутина разноцветных линий на этой карте изображала связи Троцкого с главарями заговора, находившимися в СССР. Было показано также, кто из старых членов партии уже дал требуемые показания против Троцкого, а кому это еще предстоит. Карта выглядела внушительно, прочно связывая между собой Троцкого и главарей заговора в СССР». Это произведение искусства Молчанов еще с весны прихватывал с собою, направляясь в Кремль на прием к вождю[108].

Фельдбин-Орлов, работавший в то время заместителем Шанина, очень близкого к Ягоде, сообщает, что среди работников центрального аппарата НКВД пошли разговоры о скором смещении Молотова и даже его вероятном аресте, как это случилось с последним близким другом Сталина Енукидзе. Молотова в спешном порядке отправляют в отпуск, причем вождь впервые за много лет не пришел на вокзал проводить его, а Фельдбин-Орлов перед самым отъездом Молотова узнал от одного из своих подчиненных, что лично Ягода поручил ему под предлогом охраны сопровождать Молотова и при этом исключить всякую возможность для него совершить самоубийство. Нетрудно себе представить, какой вид приняла подобная охрана Молотова, которому ни на минуту не давали возможности остаться наедине.

Еще раньше зарубежная эмигрантская пресса обратила внимание на то, что в официальных публикациях главного партийного органа – газеты «Правда» – Молотова стали реже упоминать среди вождей – соратников Сталина, а если упоминали, то ставили после Кагановича и Ворошилова, иногда даже лишая инициалов[109]. Поскольку эмигрантские издания рассылались для ознакомления членам ЦК, то вскоре опала Молотова перестала быть секретом и в кремлевских, и в лубянских кругах. Особое усердие Ягоды в этом деле тоже произвело впечатление, причем в первую очередь, думается, на самого Молотова.

Сталин продержал его в южной ссылке под домашним арестом целых шесть недель[110]. Разумеется, это вызвало чрезвычайное раздражение Молотова по отношению к Ягоде, проявившему такую инициативу в деле надзора за опальным главою советского правительства. Принято считать, что причиною этого поступка Сталина стало отрицательное отношение Молотова к предстоящей судебной расправе над бывшими членами Политбюро[111]. Видимо, руководствуясь инстинктом самосохранения, Молотов хотел бы получить гарантии личной неприкосновенности для членов Политбюро, одним из которых он являлся. Возможно, у Сталина действительно имелось намерение демонстративно проучить Молотова: даже после возвращения в Москву его фамилия так и не появилась в списке вождей Советского государства, которых якобы плани ровали убить зиновьевцы, хотя в нем фигурировало большинство остальных членов Политбюро и даже кандидаты в члены Политбюро[112]. Версия сталинского гнева выглядела очевидной и оказалась на столько живучей, что высказывается и в наши дни[113]

Однако это был скорее всего отвлекающий маневр. Лишь со временем выяснилось, на что в действительности был направлен сталинский замысел и для чего именно Сталину понадобилось вызвать у председателя Совнаркома Молотова раздражение и неприязнь по отношению к Ягоде. А тот, ни о чем не подозревая, чувствовал себя хозяином положения.