Сталин - стр. 9
Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и оба мы в один голос сказали: «Ах, эта Демченко, заслоняет его!» (на минуту). Домой мы шли вместе с Пастернаком и оба упивались нашей радостью…»
Поразительно, что за пределами страны русские писатели не испытывали такого восторга по поводу Сталина. Совсем наоборот. Один из самых одаренных русских прозаиков Иван Алексеевич Бунин эмигрировал в Гражданскую войну. Страшно скучал по России, но отчетливо понимал, что происходит на родине. В те же годы записывал в дневнике:
«Вечера. Зуров слушает русское радио. Слушал начало и я. Какой-то «народный певец» живет в каком-то «чудном уголке» и поет: «Слово о Сталине в народе золотой течет струей…» Ехать в такую подлую, изолгавшуюся страну!»
Религиозный философ Георгий Петрович Федотов в эмиграции писал, что Сталин не революционер, он, «как немецкие императоры в Петербурге XVIII века, прежде всего хозяин России. Но хозяин хищнический, варвар, которым движет страх и борьба за личную безопасность, за сохранение власти».
Почему же такие бесконечно талантливые люди, как Борис Пастернак, выражали восхищение вождем?
«Легкомысленной Москве положено было быть городом иллюзий, – снисходительно писал выдающийся литературовед Сергей Аверинцев. – Даже Сталин и тот ведь одно время пытался внушать московской интеллигенции надежды на возможность диалога: вспомним его телефонные звонки Михаилу Булгакову, позднее Пастернаку – стратегия была рассчитана, разумеется, на фарсовый эффект растерянности того, кому вождь звонит, однако же под конец разговора в обоих случаях возникал мотив надежды на встречу и возможность поговорить по-настоящему.
Разумеется, такие фразы вождя не имели никакого отношения к реальности, однако они производили, скажем, на того же Булгакова определенное впечатление».
Объяснений множество.
«Шекспировская крупность зла заставляла и Булгакова, и Пастернака, – считает знаток русской литературы Мариэтта Чудакова, – предполагать шекспировскую крупность и сложность самой личности Сталина. Это была их ошибка».
Думаю, дело было и в другом. Все вокруг, решительно все восторгались Сталиным! Как в ревущей от счастья толпе демонстративно отойти в сторону? Отстраниться? Сохранить хладнокровие? Скептически взирать на стоящих рядом? Кто не жил в тоталитарном обществе, тот не поймет, насколько это страшно – оставаться иным, чем остальные.
А вот еще одна причина: увидеть в вожде тирана – значит признаться самому себе, что в стране существует диктатура и ты ей верно служишь! Что делать со стихами, написанными во славу революции, Ленина, партии? Считанные единицы были готовы понять и признать реальность…
Большевики отрезали страну от мира. Железный занавес появился не после Второй мировой войны, а еще после Гражданской. Выезд из страны запретили. Разрешались только служебные командировки (они были очень редкими) – и для многих это закончилось печально: обвинением в шпионаже и смертным приговором. Иностранцев пускали только в силу необходимости, и встречаться с ними было рискованно даже для уполномоченных на то лиц. Зарубежную прессу получали только несколько важнейших учреждений: ЦК партии, Наркомат иностранных дел, НКВД… Внутри страны существовала невероятно жесткая цензура. Люди не знали, ни что происходит в мире, ни что творится в стране.