Сталин - стр. 5
Надо уметь играть царя. Огромной важности, шекспировского размаха его роль. Царю, кажется мне, нужна какая-то особенная наружность, какой-то особенный глаз. Все это представляется мне в величавом виде. Если же природа сделала меня, царя, человеком маленького роста и немного даже с горбом, я должен найти тон, создать себе атмосферу – именно такую, в которой я, маленький и горбатый, производил бы такое впечатление, как произвел бы большой и величественный царь. Надо, чтобы каждый раз, когда я делаю жест перед моим народом, из его груди вырывался возглас на все мое царство:
– Вот это царь!
А если атмосфера не уяснена мною, то жест мой, как у бездарного актера, получается фальшивый, и смущается наблюдатель, и из гущи народа сдавленно и хрипло вырывается полушепот:
– Ну и царь же!
Не понял атмосферы – провалился».
Сталин умел внушать любовь, благоговение и страх. За каждым словом, движением, поступком – холодный расчет умелого актера и режиссера в одном лице.
Мысль о том, что вождя должно воспринимать как царя, многим приходила в голову. Скульптор Марина Давыдовна Рындзюнская в 1926 году работала над бюстом Сталина.
Надежда Сергеевна Аллилуева высказала естественное пожелание, чтобы скульптурное изображение мужа получилось максимально похожим. Рындзюнская возразила и обратилась к Сталину:
– Я работаю не для семьи, а для народа. Вот, например, у вас подбородок имеет линию уходящую, а я вам сделаю его вперед, и так все остальное. Мы с вами жили при царе – помните, как народ, проходя мимо портрета царя, искал, хотел видеть и понять по изображению – почему он царь. А теперь я хочу, чтобы публика, проходя мимо моего изображения, поняла – почему вы один из наших главков.
И Сталин оценил правильный подход скульптора:
– Вы совершенно правы.
Пусть люди увидят его не таким, каков он есть, а каким он должен быть. Скульптор профессиональным взглядом ухватила важную особенность его внешнего облика:
«Точно вылитая из одного металла, с торсом, сильно развитой шеей голова, со спокойным твердым лицом… Сила, до отказа поражающая и захватывающая, с крепко сидящей головой, которая не представляешь себе, чтобы могла повернуть направо и налево, только прямо и только вперед».
Галина Серебрякова навсегда запомнила Сталина таким, каким увидела в Большом театре, где давали «Князя Игоря»:
«Маленькие, с желтыми белками глаза излучали необыкновенную силу, впивались, жгли, гипнотизировали… Необъяснимое чувство тревоги перед этим рябым неулыбчивым человеком все нарастало во мне. Равнодушно пожав мою руку и неторопливо вынув изо рта трубку, он заговорил с кем-то рядом. Затем первым прошел в ложу, сел в уголке один и, казалось, весь отдался чарам гениальной увертюры Бородина.
Много в годы молодости встретилось мне людей, знаменитых и неведомых, недюжинных и посредственных, разных, и, однако, ни один не произвел такого большого и вместе с тем тягостного впечатления, как Сталин. И несомненно одно: это ощущение возникло не теперь, после всего пережитого, оно зародилось в минуты первой встречи и определить его можно только одним словом – смятение…»
Сталин исходил из того, что правитель должен быть загадочен. Таинственная краткость и сдержанность, царственная величавость, неспешность движений, скупость жестов и недосказанность повышают авторитет власти. Он принимал ограниченный круг людей, почти не ездил по стране, редко выступал.