Сталин - стр. 19

Вокруг этой истории ходили разные слухи.

Лазарь Моисеевич в 1990 году рассказывал военному историку профессору Георгию Александровичу Куманеву, что произошло с братом:

«Я пришел на заседание. Сталин держит бумагу и говорит мне:

– Вот есть показания на вашего брата, на Михаила, что он вместе с врагами народа.

Я говорю:

– Это сплошное вранье, ложь, – так резко сказал, не успел даже сесть. – Это ложь. Мой брат Михаил – большевик с 1905 года, рабочий, он верный и честный партиец, верен партии, верен ЦК и верен вам, товарищ Сталин.

Сталин говорит:

– Ну а как же показания?

Я отвечаю:

– Показания бывают неправильные. Я прошу вас, товарищ Сталин, устроить очную ставку. Я не верю всему этому. Прошу очную ставку.

Он поднял глаза наверх. Подумал и сказал:

– Ну что же, раз вы требуете очную ставку, устроим очную ставку.

Через два дня меня вызвали Маленков, Берия и Микоян. Я пришел. Они мне говорят:

– Мы вызвали Михаила Моисеевича на очную ставку.

Я говорю:

– Почему меня не вызвали? Я рассчитывал, что я на ней буду.

Они говорят:

– Слушай, там раскрыты такие дела, что решили тебя не волновать.

Вызвали Ванникова, который был заместителем у Михаила и показывал на него, других, и устроили очную ставку. Ну, эти показывают одно, а Михаил был горячий человек, чуть не с кулаками на них. Кричал: «Сволочи, мерзавцы, вы врете» и так далее. Вывели арестованных, а Михаилу говорят:

– Ты иди, пожалуйста, в приемную, посиди, мы тебя вызовем еще раз. А мы тут обсудим.

Только начали обсуждать, к ним вбегают из приемной и говорят, что Михаил Каганович застрелился. Он действительно вышел, одни говорят – в уборную, другие говорят – в коридор. У него при себе был револьвер – и застрелился. Он человек был горячий, темпераментный. И, кроме того, он человек был решительный и решил: в следственную тюрьму не пойдет. И лучше умереть, чем идти в следственную тюрьму».

После смерти Сталина, 6 мая 1953 года, Берия направил главе правительства Георгию Максимилиановичу Маленкову записку:

«Министерством внутренних дел Союза ССР произведена проверка архивных материалов по обвинению тов. Кагановича

Михаила Моисеевича в принадлежности к право-троцкистской организации.

В результате проверки установлено, что эти материалы являются клеветническими, добытыми в бывшем НКВД в результате применения в следственной работе извращенных методов, а тов. М. Каганович, будучи оклеветан, покончил с собой. На этом основании МВД СССР вынесено заключение о реабилитации тов. М. Кагановича».

Лазаря Моисеевича, разумеется, спрашивали: почему же не спас брата?

– Это обывательская, мещанская постановка вопроса, – ответил Каганович. – А если бы у меня были с ним политические разногласия? То есть если бы он пошел против партии, то почему я должен был его спасать? И должен ли брат брата спасать только потому, что он брат? Это чисто мещанская, непартийная, небольшевистская постановка вопроса. Я защищал его перед членами политбюро, перед Сталиным, потому что я знал – он честный человек, что он за партию, за ЦК. Михаил поторопился, взял и застрелился. Надо было иметь выдержку…

Выдержки Лазарю Моисеевичу хватало. И преследования брата, доведение его до самоубийства нисколько не тревожили. Но позиции Кагановича в партийном аппарате были подорваны…

Кстати говоря, упомянутый Лазарем Кагановичем Борис Львович Ванников, ставший наркомом вооружения, сам был арестован 9 июня 1941 года. Накануне войны! Арест наркома санкционировал Сталин. Но когда в первые же дни войны армия осталась без боеприпасов, Сталин вспомнил о Ванникове. Арестант, сидевший в одиночке, получил указание изложить в письменном виде, что нужно сделать для развертывания производства вооружений в условиях военного времени. Бывший нарком за несколько дней прямо в камере составил записку.