Сталин. Красный монарх - стр. 28
На дворе стоял месяц термидор!
В ту же ночь начинаются перемещения Национальной гвардии. На утреннем заседании Конвента зажигает Тальен, в ревущем зале уже не дают слова ни Робеспьеру, ни его сторонникам. Сен-Жюст, их Дзержинский, не пытается ничего делать – видимо, понимает, что никакая тайная полиция не спасет.
Это заседание в мемуарах описано подробно. На трибуне машет кинжалом Тальен: мол, если вы не свергнете тирана голосованием, я его сам прикончу… Отступать ему нельзя, он и себя спасает, и свою красотку… А зал ревет: «Смерть тирану!» «Кровь Дантона тебя душит!» И это продолжается долго, очень долго. Пока не встает тихий такой, спокойный депутат Луше и не говорит рассудительно:
– Ну что вы орете? Арестуйте его, на хрен, и дело с концом.
Возможно, он выразился культурнее, но смысл был именно тот. Робеспьера арестовали. Ему ненадолго удалось освободиться, и он засел в Ратуше с кучкой своих сторонников, но вскоре туда ворвались жандармы. Робеспьер попробовал было пальнуть по ним из пистолета, но стрелком он оказался настолько скверным, что вместо противника угодил себе в челюсть – кто-то успел дать снизу по локтю.
На другой день его отвезли на гильотину…
Революция захлебнулась. Лишь немногим ее звездам удало сь спастись – кому отрубили голову вслед за Робеспьером, кто умер в лесу, скрываясь от погони. Тереза Кабарюс вышла замуж за Тальена. На приемах, которые она устраивала, частенько блистала ее закадычная подруга, очаровательная Жозефина, молодая вдова виконта Богарне…
Вскоре у нее начнется роман с молодым генералом по имени Наполеон Бонапарт…
Жизнь во Франции наступила относительно спокойная. Для одних – бедная и голодная, для других – сытая и разгульная. У власти прочно обосновалась так называемая Директория, скопище совершенно бесцветных личностей, лучше всего умевших набивать себе карманы. Именно тогда вошли в моду знаменитые бальные платья в «античном» стиле, которые можно увидеть на портретах того времени: голая дама или одетая, сразу и не скажешь.
Одним словом, воровали знатно, воровали хорошо. Ярких революция вырубила, а тех, кто остался, добили термидорианцы. Осталась вороватая серость. Авторитетом в стране эта банда не пользовалась ни малейшим. И молодой генерал Бонапарт кое о чем всерьез задумался. Он не обращал внимания на постоянные измены Жозефины: пылкая красотка, упомянем ради исторической правды, украсила великого полководца такими рогами, что любой сохатый позавидует. Отчасти ее можно понять: скучно молодой женщине, к тому же креолке с Карибских островов, спать в одиночестве, пока супруг постоянно где-то пропадает, отговариваясь тем, что он-де то турок бьет в Египте, то Рим захватывает…
Но Бонапарт был выше таких пошлостей. Ему было не до мещанских супружеских скандалов… Впереди маячила власть, потому что цензурно о Директории никто уже не выражался.
И однажды Бонапарт явился в Совет Пятисот (мне, право, лень уточнять по книгам, что это была за шарага) и объявил, что отныне власть – это он один, а все остальные могут катиться к чертовой матери.
Совет начал возмущаться, что-то там лепеча о диктатуре и беззаконии. Тогда в коридоре забили барабаны, в зал вошел генерал Мюрат, обернулся к топотавшим за ним гренадерам и непринужденно распорядился: