Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 2 - стр. 32
– Любил, пока меня не стали пичкать всякой ерундой. Таможенные пошлины, тарнийские спряжения, эдикты императора Гвидарикса… но хуже всего бредни Эйта из Гоэдды, чтобы он в гробу перевернулся, – сумрачно заметил Крикс.
Он уже с полминуты слышал за своей спиной негромкое покашливание, но до сих пор не придавал ему особого значения, решив, что кто-то из гостей библиотеки был простужен. Но сейчас это начало его раздражать, и энониец резко обернулся, чтобы посмотреть, кто именно ему мешает. Он увидел позади себя Саккрониса, державшего на вытянутых руках стопку книг. Должно быть, старый архивариус хотел расставить их по полкам, а стоявшие в проходе Кэлринн с Криксом загораживали ему путь. Зная Саккрониса, было легко предположить, что он стоит здесь уже очень долго – пожилой библиотекарь был из тех людей, которым гораздо проще потерпеть какое-нибудь неудобство, чем кому-то помешать.
Южанину сделалось дурно. Если архивариус слышал его последние слова, то нетрудно представить, что он теперь думает о Криксе.
– Простите, мэтр, – выдавил оруженосец коадъютора, сам до конца не понимая, за что именно он извиняется – за то, что помешал библиотекарю работать, или же за то, как он только что отозвался о работах Эйта из Гоэдды, которого так любил Саккронис.
– Ничего, – вежливо сказал тот. – Может быть, ты поможешь мне расставить книги?..
– С удовольствием, – пробормотал «дан-Энрикс», хотя именно сейчас он предпочел бы оказаться как можно дальше от Книгохранилища и его архивариуса. Кэлринн Отт вздохнул и нехотя вернулся к своему столу – было понятно, что от его помощи в подобном деле толку будет мало.
«Дан-Энрикс» быстро рассовал по стеллажам те книги, которые архивариус держал в руках, и вместе с ним вернулся в Белый зал за новой партией. Вид этой круглой комнаты напомнил юноше о том, как он однажды повздорил с коадъютором из-за того, что тот велел ему больше не трогать сочинения о магии или Галарре. Само по себе это воспоминание было не слишком-то приятным, но сейчас оно немного подбодрило Крикса. Его сюзерен, скорее всего, напрочь позабыл про тот давний случай, а значит, и Саккронис тоже рано или поздно перестанет вспоминать о том, как энониец отозвался о его уроках.
Пока Крикс, взобравшись на довольно шаткую стремянку, снимал с полки перечисленные архивариусом сочинения, Саккронис показал на стену между стеллажами.
– Можешь предположить, что означает этот символ? – спросил он.
Криксу все еще было неловко смотреть старику в глаза, поэтому он обрадовался возможности перенести свое внимание на высеченный на камнях узор.
– Ну, солнце – это, вероятно, герб дан-Энриксов, а меч… даже не знаю. Это ведь Книгохранилище. Логичнее было бы вырезать здесь свиток и перо.
Саккронис поднял сухой палец, словно они были на уроке, и «дан-Энрикс» дал удачный, но неправильный ответ.
– Мне кажется, ты путаешь причину с ее следствием. Ведь это здание было построено задолго до того, как люди Энрикса из Леда пришли в этот город. Правильнее было бы предположить, что первый император сделал солнце своим гербом потому, что этот знак часто использовали Альды.
– Верно. Я об этом не подумал, – признал Крикс. Он посмотрел на стену более внимательно.
– Этот символ называют «Сталь и Золото», – сказал библиотекарь. – Сталь символизирует лучшие качества бойца: бесстрашие, решительность и стойкость. А золото – символ ученого, поэта, врачевателя… короче, человека, которому присущи мудрость, доброта и сострадание. Я бы сказал, что Золото обозначает все то лучшее в мире и в человеке, ради чего существует мир, тогда как Сталь – того, кто защищает это лучшее. В древности так и говорили: «люди Стали», «люди Золота»… И всем было понятно, что имеется в виду. Но этот символ означает нечто большее. Альды вложили в него свою вечную мечту о человеке, в котором хладнокровие бойца не перерастало бы в безжалостность, а сострадание и доброта – в беспомощность. В действительности Сталь и Золото не могут слиться воедино, потому что это изначально – сочетание несочетаемого. Но Альды вырезали этот знак на стенах Четырех дворцов, чтобы он напоминал о том, что всякий человек должен стремиться сочетать в себе оба начала.