Сталь - стр. 60
В конце концов я решила, что скажу правду, что бы я ни испытывала по отношению к Гарднеру, потому что я быстро поняла, что не смогу жить с ложью. Не знаю, рассказала бы я о ссоре Гарднера с погибшим, случившейся накануне у костра, ведь это уже выглядело как мотив, а я почему-то не хотела верить в то, что Гарднер способен умышленно навредить кому бы то ни было… Нет, я исключала вероятность того, что Гарднер мог быть убийцей. Каким бы жёстким, а порой даже пугающим он ни был, на убийство он не был способен. По крайней мере на умышленное. Я это знала, потому что я спала с ним. А я не могла спать с убийцей…
В момент, когда меня оповестили о том, что никакого расследования, а значит и суда не будет, я всё ещё не решила для себя, рассказала бы я о стычке Гарднера с погибшим у костра. Но я твёрдо решила, что рассказала бы, что не видела, чтобы Гарднер не помогал погибшему с креплением, как и не видела того, чтобы он помогал ему. Я бы ответила, если бы у меня спросили, что считаю ложными слова Гарднера о том, что он проверял крепление, потому что первое, что он ответил мне, когда я спросила его о том, проверял ли он крепление погибшего, было слово “нет”.
Однако у меня никто не спросил. Вот так вот просто никто не взял и не спросил. Произошедшее в горах с лёгкого щелчка объявили несчастным случаем, всех участников трагедии распустили: больше никаких ограничений по выезду за пределы страны. Я в тот же день официально расторгла контракт с компанией, в которой работала, собрала свои вещи и подалась в Швецию, к родителям, которые до сих пор ничего не подозревали о произошедшем. Они думали, что я просто рассталась с парнем, которого они никогда не видели в глаза, потому и депрессую. Я им так ничего и не рассказала, чтобы не беспокоить. Сама же впала во вторую в своей жизни и более серьёзную депрессию. Мысль о том, что я, возможно, покрываю серьёзное преступление, непреднамеренное убийство, сводила меня с ума. Я то хотела обратиться в полицию, чтобы самой, без наводящих вопросов рассказать обо всём, что видела со своей колокольни, то забивалась под пледы и подушки, ругая себя словами о том, что, скорее всего, я просто всё перепутала, возможно Гарднер и вправду проверил крепление, а парень его сам позже ослабил, и если я сейчас расскажу полиции свою версию, и если она окажется ложной, я рискую испортить жизнь ни в чём не повинного человека…
“Ты никогда не узнаешь, как и что в этой истории было на самом деле. Так что успокойся. Потому что твои терзания – самые бессмысленные существа на этой планете, которых порождаешь именно ты. Убей их. Не нужно терзать себя тем, что тебе не дано знать”, – слова, принадлежащие моему старшему брату. Именно эти слова вывели меня из ступора, кризиса, депрессии… Услышав эти слова, я приняла их в свой мир и выдохнула с таким облегчением, что у меня едва не потемнело в глазах. Я перестала об этом думать. Вернее, посмотрела на всё под другим углом. Я приняла тот факт, что в действительности я ничего не знаю. И, как оказалось, знать не хочу. Потому что единственным человеком, который знал правду этой истории, был мой бывший парень. Потому что во время наших последующих “пересечений” я ни разу не спросила его об этой правде. Вот как я поняла, что знать её я не хочу. Просто, видя Гарднера Шнайдера на своём горизонте, я срывалась на бег в противоположную от него сторону, а не бежала к нему навстречу вопрошая о правде.