СССР™ - стр. 39
Но игра – она на то и игра, чтобы поворачиваться разными гранями и завершаться самым неожиданным счетом. Иногда победитель получает в нос. Иногда он покупает не драное пальто, а бриллиантовые яйца, получая эстетическое удовольствие и повод для остроумных замечаний – и больше ничего, но полагает тем не менее, что поучаствовал в бесконечно социально ответственной операции.
А бывает и совсем неожиданно: чуваку впаривают кирпич, нагло и жестко, как в подворотне. По правилам игры чувак должен либо отбиваться ногами, либо горько говорить мальцу и стоящему за ним жлобу: «Эх вы, а я помочь хотел…» – и, подшаркивая, убредать в сторону грязной остановки. А вместо этого чувак весело подмигивает жлобу, треплет по щеке мальца, сует им в засаленные карманы невероятные прессы банкнот и, ласково поглаживая кирпич по шершавой спинке, устремляется с ним к горизонту. Жлоб плюет под ноги и уходит, бурча, за следующим кирпичом, а малец, шмыгая носом, следит, как кирпич в руках чувака потихонечку осыпается и исходит ласковыми лучами, превращаясь не то в жар-птицу, не то в солнышко. И надо бы догнать чувака, требовать доплаты или отбирать такую корову, которая нужна самому. Да не идут почему-то ноги, хотя голова и понимает, что эта жар-птица когда-нибудь ой как сильно клюнет бывшего владельца, а солнышко дотянется не только до ушка, но и прожжет насквозь.
Так вот. Легенда гласит – ну, не гласит, а так, подшептывает, – что Рычеву и Апанасенко, его начальнику, совершенно эти слова, святые и сакральные, не были нужны. Зачем они «Проммашу», начавшемуся с продажи десятка «Тунгусок» внезапным африканским партнерам, с которыми нельзя было связываться официальным структурам, ответственным за военно-техническое сотрудничество? Ни зачем. Но за несколько лет, миновавших с дебютной сделки, «Проммаш» нарастил серьезнейшие обороты (до тридцати процентов российского экспорта оружия) в облюбованной нише, а заодно вперся в соседние – начал, например, поставлять инопартнерам металл, трубы и нефтепродукты. Соответственно, заключать с ним любые, в том числе нелепые, соглашения государству было не западло. С другой стороны, не западло было делать что угодно с предприятием, открыто показывавшим такую норму прибыли. Подумаешь, налоги платит.
В общем, «Проммашу» было поручено выделить казне бабла. В безакцептном порядке списывать деньги тогда уже не было принято, в качестве благотворительности засылать тоже не хотелось – слишком уж сумма была большая. Решили: «А давай ты чего-нибудь купишь?» – «А чего?» – «А чего хочешь. Только нематериальное».
Почему нематериальное, понятно, – потому что, с одной стороны, вещественного жалко, с другой – у вещественного есть цена, не твердая, но плавающая вокруг некоей точки, поддающейся вычислению. Соответственно, всегда возможен скандал: этот кирпич столько не стоит, сделка ничтожна, подлежит расторжению, «Проммаш» – ликвидации, а Россия – мировому осуждению. В общем, все как у вычислителей принято.
А за нематериальность можно давать любую цену – хоть грош, хоть миллион. Отгремевший незадолго до этого книжный скандал, в ходе которого за сборник скучных этюдов нескольким скучным чиновникам заплатили по сотне тысяч, это отчетливо продемонстрировал.
Сделка вышла идеальной: Россия, к тому времени почти изможденная попытками покончить с тоталитарным прошлым, наконец списала самые глупые пассивы и закрыла эту ведомость. Теперь она смело могла отвечать на любые упреки европарламентариев и правозащитников: «А совок вы нам зря шьете, не наш он». И таки да, Россия рассчиталась с МВФ – хотя стоимость слов составила не миллиарды и даже не сотни миллионов, да и рассрочка была солидной.