Средневековье - стр. 40
Не следует думать, что борьбой за Иерусалим духовенству удалось увлечь только жадное до наживы, ищущее подвигов рыцарство и столь же жадное итальянское купечество. Крестоносный дух поддерживался и в низших слоях общества, где обаяние его мифов было особенно сильным. Поход юных крестьян стал воплощением этой наивной приверженности этому духу.
Разруха, усобицы и изнурительные крестовые походы опустошали европейские города и деревни. Люди страшились очередной кровавой бойни за Гроб Господень. Но папская курия не унималась. Иннокентий III рассылал своих легатов, чтобы те воодушевляли массы и баронов на новый поход против неверных. Народы воодушевлялись, но лишь на словах. Первосвятитель разражался угрозами опалы и отлучения, священники изощрялись в красноречии, а народ, надрывая глотки в криках одобрения, упрямо не желал пополнять ряды крестоносного воинства.
В этих условиях была сформирована новая концепция крестовых походов: «Божье дело» будет успешным, если оно окажется в руках тех, кто менее всех погряз в грехах и корысти. Эта идея совпадала с настроениями крестьян, страдавших от сеньориального гнета, усобиц, неурожаев, эпидемий и винивших в этом аристократов. Крестовый поход бедноты под руководством Петра Пустынника (в рамках Первого крестового похода) служил идеологам крестьянского движения примером.
По деревням и местечкам вновь заговорили о том, что бедняки, не отягощенные грехом стяжательства, не добивающиеся ни власти, ни богатства, чистые перед Богом в своей вере, сумеют скорее получить от Всевышнего ту милость – освобождение Иерусалима, которую Господь не пожелал даровать корыстолюбивым рыцарям, князьям и государям. Эта идея укоренялась в низах не без влияния проповеднической деятельности церковных служителей различного ранга, подвизавшихся в конце XII – начале XIII века главным образом во Франции, отчасти в Италии, Германии и других странах. Речь идет о таких церковных иерархах, как архидьякон Петр Блуаский, богослов Алан Лилльский, священник Фульк де Нейи и его учитель, известный теолог Петр Кантор. К этой же категории проповедников можно отнести и вышедшего из купеческой семьи, но отказавшегося от богатства Франциска Ассизского, и множество бродячих проповедников.
Видя нарастание народного недовольства (его показателем был рост числа еретиков), эти прелаты, богословы и проповедники, чтобы погасить разгоравшийся пожар, принялись усердно распространять мысль о необходимости для церкви вернуться к своему первоначальному, «апостольскому» состоянию; все они на разные лады прославляли бедность. В сочинениях церковных писателей перепевались одни и те же мотивы, строившиеся на основе евангельских истин: «Господь избрал бедняков, богатых верою»; «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу попасть в Царствие Небесное». Петр Кантор даже осуждал сооружение в Париже пышного собора Богоматери (Нотр-Дам).
Петр Блуаский, написавший трактат «О необходимости ускорения иерусалимского похода», порицал в нем рыцарей, превративших крестовый поход в мирскую авантюру; такая авантюра, утверждал он, обречена на провал.
Освобождение Иерусалима удастся лишь беднякам, сильным своей преданностью Богу. Алан Лилльский в одной из своих проповедей, сокрушаясь о падении Иерусалима, объяснял его тем, что Бог отступился от католиков. «Он не находит себе прибежища ни у священников, ибо тут нашла себе прибежище симония (продажность), ни у рыцарей, ибо для них прибежищем служат разбои, ни среди горожан, ибо у них процветает ростовщичество, а среди купцов – обман, ни у городской черни, где свило себе гнездо воровство». Здесь повторялись те же доводы: Иерусалим спасут бедняки, те самые нищие духом, о которых говорится в Евангелии от Матфея. Бедность рисовалась источником всех добродетелей и залогом грядущей победы над «неверными».