Спутница по июньской ночи - стр. 14
– Что же ты хочешь – восьмой класс, – многозначительно вздыхает мама. – Ужасный возраст.
– Да, да, Сашенька, в таком возрасте…
Через лобовое стекло шоссе кажется гораздо ближе и опаснее. Невольно начинаешь тоже управлять машиной и даже дергаешь ногой, когда надо тормозить. Но зато здесь такой хороший обзор и можно совсем не смотреть на длинное, чернобровое лицо Аглаи Федоровны, как-то странно неподвижное, с хорошо заметными следами пудры на лбу и щеках.
– Даже сам Макаренко недооценивал всех отрицательных факторов…
Они пересекают площадь, сворачивают на проспект Космонавтов и мимо больших, многоэтажных домов, построенных совсем недавно, направляются в западную часть города. Здесь очень много заводов – больших и маленьких, городская тепловая электростанция, видная отовсюду своими огромными трубами, которые, словно действующие вулканы, день и ночь курятся жирными столбами дыма, горизонтально плывущими по небу. Настене кажется, что и люди здесь живут особенные, чем-то похожие на все эти заводы, вызывающие в ней настороженное уважение и непонимание. Почему-то она представляет, что завод – это множество больших котлов, под которыми горят яркие костры, а мимо котлов ходят маленькие люди в промасленной одежде и длинной кочергой помешивают огонь. О том, что находится в котлах – Настена пока еще не думала…
– А вон Феликс! – над самым ухом Настены вскрикивает Аглая Федоровна. – Вон, за остановкой… Эрнест Иванович, вы его видите?
– Да, конечно, – поспешно отвечает папа и резко тормозит прямо на проезжей части. Грузовик, едва успевший отвернуть в сторону, гневно сигналит и проносится мимо.
– Гос-споди, Эрик, – говорит мама, – к обочине-то можно было прижаться?
Папа вздыхает и виновато молчит.
– Здравствуйте всем, – Феликс всегда говорит так.
Теперь мама сидит за папой, а Аглая Федоровна между нею и Феликсом Куперманом, маленьким лысоватым человеком, с выпуклыми синими глазами и слегка покрасневшими веками. Высокие и острые колени Аглаи Федоровны стоят чуть ли не на уровне его плеч, и когда Феликс заговаривает с мамой, он заглядывает на нее через эти колени, как через высокий забор. Вообще-то он смешной, Феликс Куперман. Он, например, сильно боится морозов и не любит работать: однажды мама попросила его наколоть дров, и он так долго собирался, что их наколол папа, пришедший от колодца с водой. Но взрослым с ним хорошо – он знает много анекдотов и со всеми умеет ладить…
– Знаете, как Абрам ждал Сару на остановке? – спрашивает Феликс, стаскивая с головы шапку и расстегивая ворот дубленки. – Сара, значит, сказала ему: встречай меня, Абрам, после работы…
Настену всегда волнуют и радуют маленькие теплые домики, мимо которых проезжают они на окраине города, Засыпанные снегом, приземистые, темные, они как-то доброжелательно и спокойно смотрят небольшими окнами на проносящиеся мимо машины. Настене кажется, что здесь живут особенные люди, никуда не спешащие. Вечерами они ходят друг к другу в гости и так долго пьют чай из пузатых самоваров, что их носы становятся морковного цвета, а продолговатые, узкие лица – цвета вареной свеклы. Однажды взглянув на самовар, они замечают в нем свое отражение и потом долго смеются, показывая на него пальцем. А вечером, когда они уходят домой, где их ждут маленькие серьезные дети, эти люди обнимаются и раздают поцелуи, словно прощаются навек…