Справедливость: решая, как поступить, ты определяешь свой путь - стр. 8

Итак, Гарри Трумэна, разорившегося и отчаянно нуждающегося в работе, вовлек в политику один из самых коррумпированных и богатых людей страны, причем предложенная должность была близка к той, что занимал его отец. Шанс заработать! Показать жене, что он особенный. Занять свое место в мире.

Однако, по словам Пендергаста, он проявил себя как «самый своевольный чертов мул в мире». Затеяв строительство окружного суда, Трумэн за свой счет проехал тысячи миль, чтобы найти подходящие здания и архитекторов. После начала работ он каждый день наведывался на стройплощадку и контролировал их ход, не допуская воровства, мошенничества или халтуры. «Меня учили, что расходование государственных денег – вопрос общественного доверия, – объяснял он, – и я никогда не менял своего мнения на этот счет. Никто никогда не получал государственных средств, за которые я отвечал, если не оказывал честные услуги». Подрядчиков из политической машины, отправленных к Трумэну, шокировало то, что он действительно хотел проводить тендеры и, похоже, не отдавал предпочтение местному бизнесу перед более эффективными компаниями из других штатов. Он говорил, что контракты получат те, кто предложит самую низкую цену. Позднее политик подсчитал, что за время пребывания в должности он мог украсть у округа полтора миллиона долларов.

На деле он сэкономил во много раз больше.

Биограф Дэвид Маккалоу писал: «30 апреля 1929 года, когда Гарри распределил более 6 миллионов долларов по дорожным контрактам, появилось решение о невыполнении им обязательств на сумму 8944,78 долларов – старые долги галантерейного магазина». Тем временем его мать вынужденно оформила еще одну закладную на ферму. Но когда одна из его новых дорог отрезала 11 акров[20] от ее территории, он счел, что должен отказать ей в обычном возмещении от округа – дело принципа, если учесть его должность.

«Похоже, в округе Джексон разбогатели все, кроме меня, – писал политик своей жене Бесс. – Я рад, что могу спать спокойно, даже если тебе и Марджи тяжело оттого, что я так чертовски беден». Он сознавался дочери в своих финансовых проблемах, но с гордостью говорил, что старался оставить ей «то, что (как уверяет господин Шекспир) нельзя украсть, – почтенную репутацию и доброе имя».

Так уж случилось, что именно эта разочаровывающая и упрямая разборчивость в итоге и нарушила местечковость карьеры Трумэна, так сказать, вытолкнув его наверх – на свободное место в сенате штата Миссури. Конечно, свой человек в Вашингтоне – дело хорошее, однако Пендергасту, который знал, что Трумэна нельзя попросить сделать что-либо неэтичное, хотелось держать на местной должности кого-нибудь более типичного, более покладистого.

Разумеется, людям в Вашингтоне все представлялось совершенно иначе. Те, кто не именовал Трумэна деревенщиной, называли его «сенатором Пендергаста», полагая, что он куплен с потрохами. Все, что мог Трумэн, – возвращаться к Марку Аврелию, в частности к фрагменту, который он пометил: «Верно! Верно! Верно!»