Справа налево - стр. 22
Оперирование степенями 2 и 3 и попытки с их помощью провести калибровку новейшей хронологии соответствуют описанному выше картографическому преобразованию не времени событий, а мест событий, согласно которому все числовые калибровки (градусы, минуты, секунды) координат происходят в системе кратности 6 = 2 × 3, 36 (0) = 22 × 32 (0).
16 января 1922 года в Москве, за полгода до смерти, Хлебников записал в «Досках судьбы»:
Там же мы находим:
«Струны шара» – как раз и есть наши локсодромы, меридианы и параллели. Вышеизложенное предположение провоцирует проанализировать материал «Досок судьбы» с точки зрения картографических преобразований, попробовать найти в их материале пространственные соответствия. Но и без того уже сейчас можно предложить ключ к структуре мышления Велимира Хлебникова, основанный на описанном картографическом преобразовании относительно центра симметрии дельт двух великих рек. Этот русский поэт, как никто другой из современников, находился на острие луча времени, проникавшего в XX век, высвечивая его апокалипсические битвы, а с ними и великие научные открытия, революционное развитие научной мысли.
Объединение пространства и времени должно было неизбежно повлиять на мировидение Хлебникова, учившегося математике в Казанском университете, ректором которого некогда был Николай Иванович Лобачевский, автор «Пангеометрии», предвестницы математического аппарата общей теории относительности. К тому же Хлебников – Председатель Земного Шара. И вправе поступать с земным шаром (по крайней мере с его поверхностью) как угодно. Таким образом, нам представляется закономерным в изучении структур мышления Хлебникова наконец породнить время с пространством, так как XX век, мышление новой эпохи находились на кончике пера Велимира Хлебникова, этого великого объединителя, примирителя религий и цивилизаций, сторон света и времен.
Разведывая структуру исторического времени, он прощупывал структуру пространства.
Про главное. Кадры
Есть моменты в жизни, кадры которых навсегда втравливаются в сетчатку. Два из них у меня связаны с поездами-вокзалами. Первый – опаздываем на поезд в Феодосии, но забежали в рыбные ряды купить тюльки, есть у меня такой ритуал – без тюльки из Феодосии не возвращаться. И вот мечусь от продавца к продавцу, пробую помалосольней чтоб, как вдруг из толпы мне под ноги падает навзничь мужик и заходится пеной припадка. Тут же к нему кто-то из спутников припадает, держит голову, – и вот эти горы рыбьего серебра вокруг, садящееся солнце и тишина – вдруг тишина настала, только человек хрипит и мелко трясет головой, бедолага: раненый боец, а над ним – санитар.
Второй – мчимся в Крым, в Курске выхожу за пирожками, поезд трогается, бегу через взбаламученную толпу влететь на подножку, как вдруг толпа расступается, будто на бульон дунули, и вижу, как лежит человек в белой рубахе с залитой кровью грудью. Я прыгаю, и поезд ускоряется под тоненький заливистый вопль: «За-ре-за-ли!»