Спорные истины «школьной» литературы - стр. 6

Первая статья Косичкина – «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов» – появилась в журнале «Телескоп» № 13 в августе 1831 года. Автор с витиеватостью шекспировского Полония превозносит и Булгарина, и Греча, и, разумеется, Орлова, которого взялся защищать от нападок Греча. Он восторгается «взаимным уважением» издателей «Северной пчелы», «сходством душ и занятий гражданских (связь с Третьим отделением? – Г. Я.) и литературных». Но сладкая дымка фимиама все резче пронизывается лучом отнюдь не безобидной пушкинской иронии, сдобренной россыпью многозначительных намеков на известные факты. Так, Булгарину противопоставляются благородные писатели, «не переметчики, для коих ubi bene, ibi patria[2], для коих все равно: бегать ли под орлом французским или русским слогом позорить все русское – были бы только сыты».

Косичкин бьет врага его же оружием, не пренебрегая принципом «сам съешь», по поводу которого Пушкин как-то заметил: «„Сам съешь“ есть ныне главная пружина нашей журнальной полемики». Вы обвиняете меня в отсутствии патриотизма – и то слащаво, то высокопарно разглагольствуете о «нашей родимой Москве», о «матушке Москве» и России? А сами-то, сами: «Не в первый раз заметили мы сию странную ненависть к Москве в издателях „Сына отечества“ и „Северной пчелы“. Больно для русского сердца слушать таковые отзывы о матушке Москве, о Москве белокаменной, о Москве, пострадавшей в 1812 году от всякого сброду». Это – Косичкин, и это – пародия. Нельзя заподозрить Пушкина в национализме; достаточно вспомнить эпиграмму на Булгарина: «Не то беда, что ты поляк…»

Излюбленным аргументом издателей «Северной пчелы» в пользу «талантливости» Булгарина была ссылка на то, что «Иван Выжигин» разошелся в огромном количестве экземпляров. Так нате же, возглашает Косичкин: 5000 книжек Орлова, «разделяющего с Фаддеем Венедиктовичем любовь российской публики», раскуплены читателями. Разве не ясно, что Булгарин и Орлов – гении, «сии два блистательные солнца нашей словесности»? «Одаренность» Булгарина, например, подтверждается тем, как легко распознать по фамилиям сущность его героев: Вороватин, Глупашкин, Миловидин и т. п. К тому же в книгах одного гения – «пленительная щеголеватость выражений», а у другого – «замысловатость». Правда, следует крохотная оговорка: существует «образованный класс читателей, которые гнушаются и теми и другими». В таком духе развенчивающего панегирика написана вся статья, не отличающаяся добродушием, но, пожалуй, еще и не убийственная. Это скорее напоминание и предупреждение.

Неприятно, когда тебя, признанного определенной публикой и поощряемого Его Величеством литератора, ставят в один ряд с каким-то ничтожным Орловым. Но ведь этим дело не ограничивается, «…со всем тем Александр Анф. пользуется гораздо меньшею славою, нежели Фаддей Венед. Что же причиною сему видимому неравенству?» – вопрошает Косичкин и отвечает: «Оборотливость, любезные читатели, оборотливость Фаддея Венедиктовича, ловкого товарища Николая Ивановича!» Все дело, оказывается, в оборотливости, а точнее – в непорядочности, в человеческой и журналистской нечистоплотности «ловких» приятелей. В отличие от них А. А. Орлов не пускался во все тяжкие: