Спорим, будет больно! - стр. 13
– Марш в постель! И сегодня ни шагу из дома!
Да я и сама никуда не хочу, чувствую себя отвратительно. Сон, похожий на явь, будоражит мозги и выворачивает душу наизнанку. Впервые я сама поцеловала парня. Причем сделала это с бешеной страстью. Мажор будто загипнотизировал меня, свел с ума одним только синим взглядом.
Я проваливаюсь в сон и вырываюсь из тяжелой дремы только ближе к вечеру. В комнате полумрак, на прикроватной тумбочке стоит стакан с водой, лежит термометр.
– Мама… – зову ее тихим голосом.
Прислушиваюсь к себе, к звукам дома.
– Да, доченька, – в спальню врывается мама, а за ее спиной маячит тень отца.
– Есть хочу.
– Вот и славно. А я тебе уже кашку на воде приготовила.
Мама помогает мне сесть, одеться. После ужина я вообще чувствую себя вполне здоровым человеком.
– А у Зинки как?
– Да что сделается этой егозе? Весь день порог обивает, к тебе прорваться пытается.
Я выхожу во двор, сажусь в беседке и набираю номер подружки.
– Да! Варь, как ты?
С первого гудка отвечает та, словно держит телефон в руке. Голос встревоженный, дрожит от волнения.
– Слушай, хреново было, но сейчас все хорошо.
– Я сейчас приду к тебе.
– Хочешь тоже денек в постели поваляться?
– Нет, но…
Мне не нравится поведение Зинки. Совсем не нравится. Обычно живая и смешливая, она не берет такие мелочи, как болячки, в голову. Но сейчас она кажется перепуганной насмерть.
– Вообще не понимаю, что со мной случилось. Вчера же было все нормально.
– Может, дома… отравилась? – с паузами спрашивает Зинка.
– Нет, и я, и родители ели вечером шашлыки. У всех нормально, только я отключилась.
– Ой, главное, все наладилось, а остальное – ерунда.
Подружка говорит бодреньким голосом, а у меня в душе шевелится подозрение и с каждым словом Зинки все набирает силу.
– Зин, а что ты за воду мне вчера дала?
– Я? – на другом конце наступает тишина. Слышу только шумное и прерывистое дыхание. – Обычную воду из магазина.
– Ты ее с собой принесла?
– Ну д-да, бегала же.
– А сама пила?
– Н-нет, не успела, ты помешала.
– Погоди, я сейчас.
Я отключаюсь и вылетаю из беседки. Стараюсь не шуметь: вдруг родители услышат, как я выхожу со двора. Бруно выскакивает из будки, взвизгивает, прыгает от радости, гремит цепью, но мне сейчас не до него.
К Зинке несусь на всех порах, хотя меня и пошатывает, в ворота колочу двумя кулаками, чтобы наверняка мне открыли дверь.
Подружка выскакивает на улицу с перекошенным от страха лицом.
– Варь, ты что? Варь, успокойся.
Но меня буквально трясет от злости. Я хватаю Зинку за плечи и иду на таран. Она с грохотом ударяется спиной о ворота.
– Признавайся, зараза, откуда у тебя была эта вода?
Зинка начинает плакать, размазывая слезы ладонью. Она некрасиво морщится, всхлипывает, судорожно вздыхает.
– Девочки, что там у вас? – доносится со двора голос Зинкиной матери.
Галина Петровна сбегает с крыльца и торопится к воротам.
– Мам, все хорошо, – кричит подруга. – Я споткнулась и ударилась о панель.
Она прикладывает палец к губам и смотрит умоляющим взглядом. Я тяну ее подальше от наших домов, на пустырь. Здесь, среди кустов, когда-то мы строили домики и играли в дочки-матери.
– Говори, пока я тебя в полицию не сдала.
– Варь, ты что? – Зинка округляет глаза, и в ее зрачках плещется настоящий ужас. – Разве я знала?
– Что?
– Ну, короче…