Спор на сердце Анны - стр. 8
— Лилии — символ целомудрия и добродетели, — говорит Мэри, а потом лукаво ухмыляется. — Немного чопорно, тебе не кажется?
Я делаю усилие, чтобы не закатить глаза. Любой символ в мире будет слишком чопорным для Мэри Болейн.
— Может, изменим форму? — продолжает сестра. — Не лилий, форму бюста. Подчеркнем твои…
— Я передумала!
Я тянусь к лифу, но Мэри смеется и упирает ладонь мне в грудь.
— О, дай мне минутку, и я покажу, что можно сделать. Ты будешь впечатлена, вот увидишь! И Джеймс Батлер тоже…
Я издаю злобный рык, а сестра хохочет.
— Отдай! — требую я.
— Ладно, ладно, прости. Я займусь лифом, а ты иди… ну… поиграй на своей лютне.
Она пренебрежительно отмахивается, а я свирепею.
Иди поиграй на лютне. Иди переоденься. Прикуси язык. Стань овцой и тенью таких, как графиня Суррей и герцогиня Саффолк.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться и не обрушивать раздражение на Мэри. Она этого не заслуживает.
Моя лютня лежит на столике у окна, и я хватаю ее, устраиваясь на стуле, чтобы поскорее раствориться в музыке. Я принесла инструмент в покои сестры, потому что только здесь можно играть в относительном уединении. В общей спальне всё время кто-то ошивается и заглядывает мне через плечо. Смеется над моими песнями и стихами.
А в комнате Мэри тихо и пусто. Окна здесь узкие, камина нет, а стены украшены лишь одним затертым гобелен. Зато кровать огромна и усыпана подушками в шелковых наволочках. Роскошь на случай визитов короля.
Я прохожусь пальцами по струнам и чувствую восторг. Эти звуки — как дыхание, сердцебиение. А песня, которую я играю, написана королем. Две ночи назад он приходил к Екатерине и пробовал сыграть ее ей, а я подслушивала под дверью. А когда он закончил, мне хотелось ворваться в комнату и упасть на колени перед его талантом.
Но королева… Она лишь сдержанно похлопала и сообщила, что слишком устала для следующей песни.
Мэри начинает подпевать, и я стискиваю зубы, стараясь не рявкнуть, чтобы она заткнулась. Ее голос меня сбивает. Очевидно, из-за этого я ошибаюсь в двух нотах, самых высоких, и понимаю, что расстроена либо лютня, либо я.
Мне хочется, чтобы мелодия из-под моих пальцев текла так же плавно, как это получается у короля. Я нажимаю на струны сильнее, но напряжение и тревога нарастают.
Мэри беспечно щебечет:
— Король брал твою лютню прошлой ночью, чтобы сыграть мне эту песню.
Одна струна со свистом рвется и больно ударяет мне по руке.
— Вот дерьмо! — яростно шепчу я.
И я уже не понимаю, на что злюсь больше. С момента моего возвращения всё, буквально всё идет не так! Не хватало проблем еще и с музыкой!
— Нэн, следи за языком, — строго говорит Мэри.
— Ты тоже! — вспыхиваю я.
Она мне не мать, равно как и Джордж мне не отец. Но вот она, моя сестра, — вся такая мягкая и красивая, — сидит у окна, наслаждаясь неприхотливым досугом и отсутствием престижа. Придворные мешают ее с грязью, но у нее есть всё, что нужно для счастья — король и любовь отца, которую не нужно каждый раз заслуживать заново.
Мэри смотрит на меня прекрасными золотистыми глазами, а мне вдруг хочется их выцарапать. Я сама себе противна, но ничего не могу поделать.
— Нэн… — вздыхает сестра, хмурясь под моим взглядом.
— Не называй меня так! Я не ребенок!
Я вскакиваю, отбрасывая лютню.
— Так не веди себя, как ребенок.