Список Магницкого, или Дети во сне не умирают - стр. 6
У окошка кассы нетрезво смеялся освободившийся санитар Кошкиного дома. Мир изменился: бывший санитар впервые видел пятитысячную купюру. Вадик пожалел меня: «Удивляюсь, как вы за вашу зарплату соглашаетесь ежедневно выводить дураков на продол». Продол – коридор.
Элтон – «сова». Просыпается к двенадцати. Моет руки, умывается, отфыркиваясь напротив таблеточной, где, используя вместо отсутствующего стола откидную дверцу лекарственного шкафчика, я пишу историю сидящему сбоку на драном табурете больному. Растеревшись докрасна вафельным полотенцем, Элтон приносит ранние овощи: редис, лучок, ополаскивает и нарезает для салата в глубокую чашу. «Как дела?» – звонко звучит выспавшийся тенорок. Я докладываю. Элтон уходит в свой кабинет, где обедает вместе с замом – Гордеевой. Меню: что-то из дома плюс баланда, отнятая у душевнобольных. Т. е. рацион психбольных уменьшен за счет того, что взяли для себя начальники, фельдшера, медсестры, инспектора и зэки-санитары. Обычно именно в такой последовательности. Что-то не доложили еще на кухне, поэтому периодически возникают конфликты с больными. Не часто. Ибо свежеарестованные не могут есть баланду. Они не забыли вкус домашнего и ждут передач. Депрессивным больным есть не хочется. Один-два отказываются от еды, желая умереть. Изъятое компенсируется недобранным. Конфликт гасится.
К трем часам Элтон созрел для работы. Он любит «ловить» меня и в четыре, когда я намыливаюсь улизнуть с работы. «Вы куда? Давайте посмотрим такого-то. Очень интересный фашист. Свастики на обеих ладонях!» Мы смотрим интересного фашиста, качка-красавца Лакшина, которого вчера едва скрутили вчетвером. Нет марлевых повязок, а Элтон требует посмотреть туберкулезника. Медсестра бежит. На ходу про Элтона: «Этому педерасту все равно, а у меня – дети!»
Кстати, выколотые свастики на коже уголовников обычно означают не то, что они фашисты. Они справедливо полагают: антифашизм – фундаментальный камень российской идеологии. Они – враги власти. Следовательно, они «любят» то, что отрицают власти. Они – «фашисты».
P. S. Инспектор признался мне: его вина, что Федотова травилась метадоном. Не обыскал ее после выезда на суд.
Окунева не вышла с больничного: продолжает сажать картошку на рублевской даче. Парадокс: нищая среди богатых. Врачу-психиатру дачку бы по другой дороге! Скромнее надо быть… Без О. В. мы не только без бланков эпикризов (исключительно Окунева знает, где в единственном в ПБ компьютере их папка, чтобы распечатать), следовательно, нет выписки, но и без Даршевского. Это третий больной Окуневой, который повесился, пока она сажает, окучивает и поливает. Ну не выдерживают душевнобольные врачебного невнимания.
Даршевский «закружился» еще 01.06. Дико, бессмысленно смеялся, вычурно плясал. То узнавал, то не узнавал людей. Я, призванный заменять при «вечном» отсутствии О. В., назначил Даршевскому сибазон с трифтазином. На второй день терапии Даршевский стал отказываться от лечения, ссылаясь на неприятные побочные действия нейролептиков.
Медсестры поверили и исполнили волю невменяемого (решение СПЭК ин-та им. Сербского). Лишенный и внимания, и лечения Даршевский повесился на полотняной ленте, оторванной от простыни.
Элтон принес мне листы назначений и велел переписать, чтобы убрать сестринские отк. (отказ) и вертикальные черточки, отменяющие мои назначения.