Размер шрифта
-
+

Спин - стр. 54

Чуть позже она принялась одевать меня, и мне даже удалось сохранить кое-какое достоинство: я приподнял ноги, не дожидаясь просьбы, и скрежетнул зубами вместо того, чтобы закричать. Я сел, и она заставила меня глотнуть воды из прикроватной бутылки, а затем отвела в ванную, где я выдавил из себя струйку густой канареечно-желтой мочи.

– О черт, – сказала она. – У тебя обезвоживание.

Дала мне выпить еще воды и сделала укол анальгетика, от которого рука зашлась ядовитым огнем.

– Тайлер, не представляешь, как мне жаль!

Наверное, недостаточно, ибо она не остановилась: впихнула меня в плащ, а на голову нахлобучила тяжелую шляпу. Я был в ясном сознании и уловил в ее голосе тревогу.

– Почему мы бежим?

– Скажем так, столкнулась с неприятными людьми.

– Куда бежим?

– Вглубь страны. Быстрее.

Мы торопливо прошли по тусклому гостиничному коридору и спустились по лестнице на первый этаж; левой рукой Диана тащила чемодан, а правой поддерживала меня. Путь был неблизкий. Особенно по лестнице. «Перестань стонать», – шепнула она пару раз. И я перестал. Или мне так показалось.

Потом на улицу, в ночь. Капли дождя рикошетили от грязных тротуаров, шипели на капоте перегретого двадцатилетнего такси. Водитель, прятавшийся в кабине, с подозрением уставился на меня. Я уставился на него в ответ.

– Он не болен.

Диана жестом изобразила глоток из бутылки: мол, пьяный. Водитель нахмурился, но когда Диана сунула ему в руку деньги, возражать не стал.

Наркотик подействовал уже в пути. На ночных улицах Паданга стоял утробный запах мокрого асфальта и тухлой рыбы. Нефтяные лужицы разлетались из-под колес такси, будто радуги. После неонового туристического района мы оказались в запутанном нагромождении магазинов и жилых домов, выросших за последние тридцать лет вокруг города, где самодельные трущобы понемногу отступали под натиском процветания. Меж крытых жестью хибар были натянуты брезентовые тенты, под ними отдыхали бульдозеры. Высотные здания росли, как грибы на унавоженном поле. Потом мы въехали в промзону – серые стены и колючая проволока, – и я, по-моему, снова заснул.

Мне снились не Сейшелы, а Джейсон, его любовь к сетям («именно сеть, а не железка»), сети, что он создал и оживил, и места, куда завели его эти сети.

Беспокойные ночи

Сиэтл, сентябрь, после неудачной атаки китайцев минуло пять лет. Шел дождь, и я пробирался домой по пятничным пробкам. Прямо с порога я включил аудиосистему и зарядил составленный мною плейлист под названием «Терапия».

В реанимации «Харборвью» выдался напряженный день. Мне достались два огнестрельных ранения и попытка самоубийства. Даже закрывая глаза, я видел, как с поручней каталки смывают кровь. Я переоделся в сухое, джинсы и толстовку, налил себе выпить, встал у окна и залюбовался огнями бурлящего города. Где-то там, за тяжелыми тучами, чернело пятно залива Пьюджет-Саунд. Движение на Пятой автомагистрали почти застыло, превратившись в реку красных тормозных огней.

Собственно, вот она, моя жизнь, творение рук моих. И держится она на честном слове.

Через мгновение запела Аструд Жилберту, чувственно и слегка фальшиво, о гитарных аккордах и Корвокадо. Я еще не настолько отошел от работы, чтобы думать о вчерашнем звонке Джейсона. Слишком устал. Не мог даже проявить должного почтения к музыке. «Корвокадо», «Дезафинадо», несколько треков Джерри Маллигана, что-то из Чарли Берда. Терапия. Но музыка растворялась в шелесте дождя. Я разогрел в микроволновке ужин и съел его, не чувствуя вкуса. Потом, оставив все надежды развязать кармический узел, решил постучаться к Жизель: узнать, дома ли она.

Страница 54