Спи, моя радость - стр. 6

Щипает глаза, когда выбираюсь из подъезда на улицу. Будто веревочкой тянет назад, домой: выпить какао с молоком, слопать топлёного печенья и снова уснуть.

Нетушки! Здесь, в моем мире, ты властвовать надо мной не будешь! Вычеркну, разомну, развею и забуду. Хватит!

Вызываю такси. Мамин клуб – одно из любимых мест моего детства, но это было очень давно, я уже все это переросла.

Мысли роятся, как шмели. Бесконечно думаю о Призраке. Пытаюсь переключаться, даже песни напевать, но он все равно влезает, как уж, в мою голову и манит, манит, манит к себе. Ёлки-палки, работу потеряла, друг предал, а мне сдался этот властный иллюзорный мужчина! Может, не в клуб нужно ехать, а прямо к врачу, на дурку?

Пока авто несёт меня через окутанный ласковой теменью город, я вспоминаю, как всё началось…

И пусть ни завтра, ни где-то в будущем

нас не найти в мире верных, любящих.

Среди толпы много лиц, а в памяти

не остывает твой образ, знаешь ли.

Снег решает, что ему мало: падает на дорогу плотным ковром и припудривает воздух хлопьями. Летая мимо лампочек и гирлянд, снежинки кажутся разноцветными бабочками. Так и хочется загадать самое заветное желание! Но рано: до Нового года целый месяц. Да и мои желания никогда не сбываются.

Возле афиши с изображением известной группы около трамвайной остановки я неловко поскальзываюсь и ударяюсь плечом в стекло. Хоть не головой, и на том спасибо.

Ким Альдов, чтоб тебя! Улыбчивая рожа смотрит с плаката и будто говорит мне: «Да, детка, не твоего я сорта. Твой удел писать обо мне статейки, а ухаживать, обнимать и таскаться буду с другими».

Ой, больно надо, но мордаха у него симпатичная, хоть певец и урод редкостный, как человек, а еще выскочка и гордец. Лично не знакома, но так говорит пресса, а я, наивная, верю.

Отступаю от афиши и вижу, как на крошечную сгорбленную бабушку, что пересекает путь, неконтролируемо летит трамвай. Не знаю, чем думаю, но бросаюсь к ней и отталкиваю в сугроб.

Трещат тормоза, звенит звонок над головой, и в висок больно упирается бордюр.

– Жива? – жёстко говорит старушка, склоняясь надо мной.

Я трогаю измокшую от крови шапку и киваю. Встать не могу, вечерний город вертится перед глазами, а под горлом растекается жуткая тошнота.

– Вот и славно, – бабушка поправляет шерстяной платок, разворачивается и уходит, ловко минуя редких людей на остановке. Никому нет дела, что я упала, что бабку чуть не снесло железным змеем с пантографами. Безразличная толпа.