Спеши любить - стр. 14

Еще меня беспокоило и то, в чем она придет, хотя, разумеется, я ничего ей не сказал. На церковных вечеринках, организуемых Хегбертом, Джейми обычно появлялась в старом свитере, который мы каждый день видели на ней в школе, но ведь бал – это нечто особенное. Большинство девушек обзавелись новыми платьями, а парни – костюмами. В этом году к нам приехал фотограф. Я знал, что Джейми не сможет обновить свой гардероб, поскольку она была из небогатой семьи. Священники зарабатывают немного – ими вообще становятся не ради денег, как вы понимаете. Я надеялся, что Джейми придет на бал не в повседневной одежде. Не столько ради меня, сколько ради того, что скажут остальные. Я не хотел, чтобы люди над ней смеялись.

Но имелись и хорошие новости, если можно так сказать: Эрик практически перестал меня дразнить, потому что был слишком занят собственной девушкой. Он пригласил на танцы Маргарет Хэйес, лидера школьной группы поддержки. Конечно, не звезда первой величины, но по-своему довольно милая – по крайней мере ноги у нее были очень даже ничего. Эрик предложил идти на бал всем вместе, но я отказался, потому что никоим образом не хотел делать Джейми мишенью для насмешек. Эрик был славный парень, но иногда делался чертовски бессердечным, особенно после пары стаканчиков виски.

В день бала я буквально сбивался с ног. Сначала провел уйму времени, помогая украшать спортзал, а потом пришлось заехать за Джейми на полчаса раньше, потому что Хегберт хотел со мной поговорить. Я понятия не имел о чем. Джейми предупредила меня накануне, и, надо сказать, эта новость не была радостной. Я решил, что священник собирается говорить об искушениях и пагубной дорожке, на которую мы непременно свернем, если поддадимся им. Если он упомянет прелюбодеяние, наверное, умру. Весь день я втайне молился о том, чтобы этот разговор не состоялся, хотя отнюдь не был уверен, что Бог прислушается к моим молитвам, ведь назвать мое поведение примерным было нельзя. Поэтому я изрядно нервничал.

Я принял душ, надел лучший костюм, купил для Джейми букетик и поехал к Хегберту. (Мама позволила мне взять машину.) Было еще светло. Я прошел по разбитой дорожке, постучал, подождал немного, снова постучал. Из-за двери донесся голос Хегберта: «Сейчас, сейчас!» – но непохоже было, чтобы он действительно торопился. Я простоял на крыльце, наверное, минуты две, рассматривая дверь и облупленные подоконники. Неподалеку стояли кресла, на которых сидели мы с Джейми. Одно по-прежнему было отодвинуто. Судя по всему, с тех пор никто на них не садился.

Наконец дверь со скрипом открылась. Лампа в глубине дома освещала волосы Хегберта, оставляя лицо в тени. Старик – семьдесят два года, по моим подсчетам. Я впервые видел его вблизи и мог рассмотреть все морщины. Кожа у него была действительно прозрачной – даже более, чем я себе воображал.

– Здравствуйте, преподобный Салливан, – сказал я, подавив волнение. – Я за Джейми.

– Конечно, – ответил он. – Но сначала я хотел бы с тобой поговорить.

– Разумеется, сэр, поэтому и приехал пораньше.

– Заходи.

В церкви Хегберт неизменно смотрелся щеголем, но сейчас, в широких штанах и футболке, он скорее походил на фермера.

Хегберт жестом указал на вынесенный из кухни деревянный стул.

– Прошу прощения, что заставил тебя ждать. Я писал завтрашнюю проповедь, – объяснил он.