Спасти СССР. Манифестация - стр. 40
Я закатил глаза к небу.
– Крепись. – Папа, проходя, потрепал меня по плечу. – Это только начало.
– Страшно подумать о конце… – пробормотал я ему в спину.
– Э, – резко остановился он, разворачиваясь, – а вот с этим не торопись.
На это я смог только беззвучно разевать рот, словно окунь, только что снятый с крючка.
Папа понял по-своему:
– Да… Надо бы с тобой это проговорить наконец…
– О тычинках и пестиках? – вопросил я голосом, полным безнадежности. – Надеюсь, не прямо сейчас?
– Что, уже не актуально? – Папа задумчиво почесал под бородой. – Ты, главное, не торопись выбирать.
Где-то за моей спиной замерла мама – я не слышал оттуда даже легкого дыхания.
– Пап… Но выбираем не мы, ты в курсе? Как это… – Я пощелкал пальцами. – Мужчина – это товар, который думает, что он – покупатель.
Сзади отчетливо хихикнули. Папа возмущенно вздернул бороду:
– Ты что, уже готов сдаться?
– Папа, – напел я ласковым голосом, – я в девятом классе, ты не забыл?
– Порой начинаю забывать, – сокрушенно признался он. – Я в девятом классе девочек домой на ночь не водил.
– И ты, Брут…
– Ладно, ладно, – вскинул он руки, – будем верить в лучшее.
– Да-да, – согласилась из-за спины мама, – но все равно вы там сильно не шумите.
– Ей что, – качнул я головой в ее сторону, – тоже коньяка досталось?
– Выпросила маленько, – показал папа на пальцах, сколько это. Вышло грамм так сто.
– Как же я вас люблю, – искренне признался я. – Давно хотел вам это сказать. Повезло мне.
Редкий случай: у папы кончились слова. Он кривовато улыбнулся и неловко развел руками. Я оглянулся – мама отвернулась и торопливо терла уголок глаза.
– Ладно… – пробормотал я, смущенно глядя в пол. – Я уже мытый. Пошел спать. Спокойной…
– Спокойной… – нестройным хором прозвучало мне в спину.
Я закрыл за собой дверь и постоял, привыкая к темноте. Постепенно она наполнилась прозрачностью. Мелкая спала на боку, подтянув к себе ноги. Одну ладонь она засунула под подушку, вторую – под щеку. Умильно улыбаясь, я протиснулся вдоль кресла-кровати.
Лег и некоторое время смотрел на шевеление теней на потолке – ветер опять теребил ветви.
«Какой же я счастливый, – поразился я внезапно. – Все есть: любимая девушка, любимая семья, любимая страна. Любимое дело. За что мне так повезло? Чем расплачиваться буду?»
Я поморгал в потолок, потом между моими бровями пролегла складка:
«Об одном прошу: пусть расплачиваться буду только я».
С тем и заснул.
Глава 4
Вторник 7 марта 1978 года, утро
Ленинград, Измайловский проспект
Я проснулся рывком, словно и не спал. Просто открыл глаза в темный еще потолок – и сразу осознал все: слева, чуть посапывая в подушку, спит Мелкая («Все же заболела?» – сразу озаботился я); вчерашний день моментально раскатал передо мной свое полотно, тревожа возможными последствиями. Скосил взгляд вниз – там мама легонько подергивала меня за большой палец ноги.
– Тсс, – выдохнула она, увидев, что я открыл глаза, и поманила за дверь.
Я торопливо натянул майку, схватил штаны и выскользнул следом.
– Я одежду твоей девочке погладила, – шепотом отчиталась она, и я звонко хлопнул себя по лбу – об этом я совсем не подумал.
– Сейчас папа домоется – и ты иди, – продолжила мама, – а потом твою Тому разбудим.
Она чуть прищурилась, выглядывая мою реакцию на идущее настойчивым рефреном «твою», но я думал в тот момент об ином, и затеянное зондирование с треском провалилось. Мама чуть слышно выдохнула, и я не смог определить, чего там было больше – облегчения или разочарования.