Спасти красноармейца Райнова. Книга девятая. Возврат долга жизни - стр. 32
– Старший лейтенант Юрченко, просит ответить ПВО столицы. Подлетаю с юго-запада. Ответьте на запрос. Приём.
Не сразу, но отозвались. А что, я работал с бортовой рацией, немец учил. Находили волну нашего ПВО. Дальность великовата тогда была, но определить на какой частоте те работают, смог, на ней и выходил. Главное ответили:
– Старший лейтенант Юрченко, это штаб ПВО Москвы и Московской области. Опознайтесь.
– Да узнали вы меня, чего опознаваться? Пятнадцать дней назад на радио выступал и свои песни пел. Помните их? Приём.
– Мы там не только песни помним. Приём.
– Что, такие плохие? – расстроился я. – Я ещё написал с десяток, похоже без выступлений буду. Что ж, принимаю такой удар судьбы. Да, по сообщению. Лечу на трофейном самолёте, не могу не похвастаться, сам за штурвалом. Освоил за десять дней эту науку. Да я вообще в тыл к немцам ушёл, чтобы найти учителей, угнать бронетехнику и изучать её, и моя задумка удалась. А то танкист, а танки даже издали не видел. Не помню их. Освоил и эту науку, включая по новейшим. У меня в кабине лейтенант Панин, танкист, попал в плен сорок дней назад при окружении Минска, мной освобождён десять дней назад, он меня и учил, а также немецкий генерал, взятый в плен мной лично. Командир Сорок Шестого моторизованного корпуса, генерал танковых войск, Фитингхоф. Прошу встретить нас, и навести для посадки на каком из столичных аэродромов. Приём.
– Приятно, понял вас, товарищ Юрченко. Даю вектор для захода на посадку, уже слышим вас. Подсветку полосы включим на пять минут. Приём.
– Принято. Уже вижу подсветку, захожу на посадку с юга. Отбой.
– Принято. Отбой.
Так что я зашёл на посадку с широким поворотом и снижением, уже выпустив шасси, и благополучно сел, подсветку сразу выключили, а мне фонариками сигналы давали, указывали куда двигаться, так что подкатил к капониру с пустой стоянкой, и заглушил двигатель, тормозя. Вот так отрыв колпак, и встретил встречающих. Командовали тут особисты, пока не прибыли сотрудники контрразведки, принять нас, оттерев других. В общем, с интересом изучали генерала, его достали, тот уже приходил в себя. Из грузового отсека всё что при нём было, а сам самолёт закатили на стоянку. Панин срывающимся от радости голосом описывал как последние дни у нас проходили. Ну а нас в здание штаба, опрашивали, испуганным генералом занимались, тот осознал куда попал и что происходит. Его кстати развязали и кляп сразу вынули. С ним общался командир авиадивизии, на аэродроме которого мы сели. Полчаса всего рапорты писали, общались с особистами, когда примчались гружённые бойцами НКВД грузовики. Они нас и забрали. Пока в камеры, мы проходили проверку. А вот генерала увезли другие. Здравствуй камера. Ну а мы сразу на нарах устроились, места мало, но нам уступили, пусть и время под утро, мигом уснули. Да спать хотелось.
Надо сказать, особо нас и не ломали, видимо приказа не было. Просто опрашивали, перекрёстный допрос также шёл. Вообще утром разбудив, покормили завтраком, каша сечка и чай какой-то фиговый, потом на допросы. Панина я больше не видел, только сканер показывал, что его в другую камеру перевели. Да мы особо ничего и не скрывали. Ну Панин точно. На меня больше дивились, как это так, захотел, и угнал самолёт с аэродрома? Да с лётчиком, которого уговорил инструктором быть. Захотел советские танки изучить, взял и угнал с пункта сбора, освободив пленных, и вот Панина, что меня и учил. Я же отвечал, что не знал, что это невозможно, хотел и делал, ну и описывал как. А насчёт генерала, вообще не думал его красть, я на аэродроме добывал запасы топлива, то что было почти всё потратил в активной учёбе. Панин спал, я ему снотворное на ночь давал потому и не слышал шум моторов. А тут генерал на аэродром приехал, на своём «хорхе», плюнул на бензин и его выкрал, с машиной. Решил не медлить и вот вернулся.