Спаси меня - стр. 4

Жюльет ощутила знакомый с детства запах морозного утра, запрокинула голову и поймала ртом снежинку. При этом она едва не упала и раскинула руки, чтобы удержаться на ногах. К счастью, метро тут недалеко, нужно только быть осторожной и стараться не поско… Поздно! Она не успела даже подумать об осторожности, как плюхнулась прямо в свежий снег.

Два студента прошли мимо, не удосужившись помочь ей, и только зло расхохотались. Жюльет стало обидно до слез, она почувствовала себя униженной.

День определенно не задался.

Но, разлученные, мы с нею слиты все же:

Она во мне жива, а я почти мертвец[3].

В. Гюго

В нескольких километрах к югу на полупустой стоянке около кладбища в Бруклин Хилл парковался дорогой джип. На лобовом стекле машины виднелась пластиковая карточка, по которой можно было определить имя и профессию водителя этого внедорожника:

До входа на кладбище было недалеко. Высокому и крепкому человеку за рулем на вид было лет тридцать, не больше. Элегантное теплое пальто и сшитый на заказ костюм придавали ему солидности, но его глаза – голубой и зеленый – были печальны.

Морозный воздух был пронзительно свеж. Сэм Гэллоуэй завязал шарф и подышал на руки, чтобы согреть их. Он вышел из машины и направился в сторону к центральным воротам кладбища. В этот ранний час вход был еще закрыт для посетителей, но в прошлом году Сэм сделал крупное пожертвование на уход за территорией и могилами, поэтому у него был собственный ключ от калитки.

Вот уже год он приходил сюда регулярно, раз в неделю, всегда ранним утром, перед тем как отправиться на работу в больницу. Этот ритуал вошел у него в привычку, стал чем-то вроде легкого наркотика.

«Единственный шанс немного побыть рядом с ней…»

Сэм открыл своим ключом маленькую кованую калитку, которой обычно пользовался садовник, и машинально включил систему освещения. Ноги сами несли его по аллеям в нужном направлении.

Кладбище напоминало городской парк в природном стиле, раскинувшийся на холмистой местности. В летнее время люди приходили сюда полюбоваться разнообразной растительностью и отдохнуть от жары в тенистых аллеях. Но в этот день ни пение птиц, ни шорох листвы не нарушали гробовую тишину и покой этой местности – только снежинки беззвучно падали с неба.

Пройдя три сотни метров, Сэм остановился у могилы жены. Снег полностью запорошил розовый гранит надгробия. Рукавом пальто Сэм расчистил верхнюю часть камня, где показалась надпись:

Ниже – черно-белая фотография женщины тридцати лет, с темными волосами, собранными в пучок на затылке. Невозможно было поймать ее взгляд – задумчиво вглядывающейся куда-то вдаль, мимо объектива. Неуловимый взгляд.

– Здравствуй, – сказал он тихо. – Сегодня прохладно, правда?

Вот уже год, как Федерика умерла, а Сэм продолжал разговаривать с ней как с живой.

По правде говоря, Сэм не был верующим человеком. Он не верил ни в Бога, ни в загробный мир. Он вообще ни во что не верил, за исключением медицины, разумеется. Он был замечательным педиатром и, как говорили все, кто его знал, обладал удивительным чувством сострадания к своим маленьким пациентам. Он был молод, но уже успел опубликовать в медицинских журналах несколько интересных статей. Не так давно он закончил ординатуру и получил уже несколько предложений из престижных клиник.