Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание - стр. 110

По советско-германской границе

20 мая с.г. в Бяло-Подляска… отмечено расположение штаба пехотной дивизии, 313-го и 314-го пехотных полков, личного полка маршала Геринга и штаба танкового соединения.

В районе Янов-Подляский, 33 км северо-западнее г. Бреста, сосредоточены понтоны и части для двадцати деревянных мостов.

<…>

31 мая на ст. Санок прибыл эшелон с танками.

<…>

20 мая с аэродрома Модлин в воздух поднималось до ста самолетов.

По советско-венгерской границе

В г. Брустура… располагались два венгерских пехотных полка и в районе Хуста – германские танковые и моторизованные части.

По советско-румынской границе

<…>

В течение 21–24 мая из Бухареста к советско-румынской границе проследовали: через ст. Пашканы – 12 эшелонов германской пехоты с танками; через ст. Крайова – два эшелона с танками; на ст. Дормэнэшти прибыло три эшелона пехоты и на ст. Борщов два эшелона с тяжелыми танками и автомашинами.

На аэродроме в районе Бузеу… отмечено до 250 немецких самолетов.

<…>

В Дорохойском уезде жандармские и местные власти предложили наслению в пятидневный срок устроить возле каждого дома бомбоубежище.

Генеральный штаб Красной Армии информирован.

Основание: телеграфные донесения округов.

Народный комиссар

внутренних дел СССР Берия»

Как видим, вся информация Берии просто кричала – в реальном масштабе времени! – о близости войны. Причём Сталин понимал, что именно информация Берии не может не быть объективной. Поэтому именно информация Берии и развеивала надежды Сталина на то, что в 1941 году войны удастся избежать.

НКВД Берии и в оставшиеся до начала войны полмесяца направлял Сталину накапливающиеся данные по мере того, как они добывались агентурой пограничных войск НКВД. В итоге этой информации и ряда собственных зондажей Сталин за несколько дней до войны понял, что война начнётся со дня на день. Поэтому не позднее 18 июня 1941 года Сталин санкционировал необходимые приготовления.

Однако в начале июня 1941 года Сталин ещё колебался.

7/VI-41

У меня уже и материться сил нет. Тимошенко и Жуков вроде поддерживают, но без напора. Георгий (очевидно, Маленков. – С.К.) тоже так же, вяло. Молотов больше отмалчивается, видно считает, пусть решает Коба. Остальные вообще не советчики.

Все данные за войну. Посольство они без шума эвакуируют. Диверсанты кого мы ловим, кто проходит. Видно, что через кордон идут уже не агенты а боевики. Это уже не на разведку, это мосты подрывать и связь рвать. Наум[334] тоже убеждён, что это война.

Коба медленно тоже склоняется к этому. Надо жать всем вместе.

10/VI-41

Был крепкий разговор. Без дураков. Коба выслушал, Георгий меня поддержал. Пригласил (Сталин. – С.К.) от Всеволода (Меркулов, нарком ГБ. – С.К.) Богдана (Б. Кобулов, заместитель Меркулова. – С.К.). Тот все по своей линии подтвердил. Коба сказал, ну раз так, сам езжай и посмотри.

Еду[335].

Комментарий Сергея Кремлёва

Увы, сегодня можно лишь гадать – куда собирался ехать заместитель Председателя СНК СССР и нарком НКВД СССР Берия после разговора у Сталина 10 июня 1941 года, и уехал ли он, а если уехал, то что и где делал, когда и с чем в Москву вернулся?

Ни в личном дневнике Л.П. Берии, ни в официальной советской историографии об этом нет ничего!

В том числе и поэтому есть основания предполагать, что после дневниковой записи от 10 июня 1941 года в тексте дневника за последние две предвоенные недели и затем – за первые военные полтора года, то есть за вторую половину 1941 года и 1942 год, имеются значительные лакуны.